Империя в поисках общего блага. Собственность в дореволюционной России

Наиболее неожиданным в вопросе о государственном вмешательстве в управление частными лесами было то, что российское государство в середине XIX века, в противоположность ожиданиям Рождественского, было не способно картографировать и как следует управлять даже принадлежащими ему землями и лесами, не говоря уже о частных. Только в 1830‐х годах имперское правительство сделало первые шаги по организации своей собственности. В 1837 году новое Министерство государственных имуществ, возглавляемое графом Павлом Дмитриевичем Киселевым, приняло на себя ответственность за управление государственными активами. Владения государства были огромны, и Киселев решил ограничить сферу ведения министерства только землей и лесом. «В теоретическом распределении предметов правительственной экономии следовало бы подчинить управлению Министерства Государственных Имуществ все, что составляет казенную недвижимость», – писал министр[184], имея в виду в том числе горную добычу, заводы, фабрики, соляные промыслы и т. д., но это было бы слишком большой переменой в государственном управлении. Поэтому было решено отложить эту трансформацию и оставить эту собственность в ведении других министерств.

Первой задачей Киселева было консолидировать государственную собственность и усилить власть правительства над ней. «Земли и леса, мало охраняемые, составляли как бы общее всех достояние»[185], – писал Киселев об экономическом состоянии государственных владений до образования министерства. Главной предпосылкой киселевской реформы государственной деревни было обеспечение государственной собственности на земли крестьян и другие владения[186]. Следующим шагом в стратегии реформы было измерение, подсчет и картографирование того, что принадлежало государству, а также создание местного аппарата управления для этого ведомства. В 1837 году, когда Киселев вступил в должность, на государственной службе во всей империи состояло только 80 землемеров. После создания министерства Киселев увеличил это число до 1419[187], и этого все еще было недостаточно. Министерство начало крупномасштабные работы по измерению и описанию своих владений: с 1837 по 1856 год землемеры ежегодно описывали три с половиной миллиона десятин земли, и к концу киселевского правления был завершен обмер трех четвертей всей площади казенных земель (без лесов) в Европейской России. Во время этих работ было обнаружено три с половиной миллиона десятин земли, которые ранее не были включены в планы и карты[188].

Подобный же подход был применен к казенным лесам. Киселев, прагматичный управленец, поставил для себя скромные задачи в сфере управления лесами: во-первых, обеспечить государственное право собственности, во-вторых, картографировать и подсчитать. В 1839 году для охраны государственных лесов был создан военизированный Корпус лесничих. Федор Карлович Арнольд, выдающийся российский эксперт в области лесоводства, карьера которого началась в Министерстве государственных имуществ в 1840‐е годы, вспоминал, как организация управления российскими лесами обсуждалась в среде офицеров Корпуса лесничих. Как многие из его коллег, Арнольд после окончания Лесного института провел несколько лет в Германии и, что понятно, хотел построить управление российскими лесами по прусскому образцу. Однако один российский лесничий заведовал территорией, которая была в несколько раз больше прусского Oberfoerster. Управление такими огромными владениями казалось невозможным, и российские лесничие взялись прежде всего за охрану лесов[189]. Соответственно, вся система образования была построена на тех же принципах, что в военных училищах (что было не удивительно в России Николая I, где почти все носили мундиры). Государственные лесничие в России до середины XIX века должны были учиться стрелять и маршировать. Студенты Лесного института назывались «кадетами», к большому огорчению некоторых «либеральных» юношей[190]. Только в 1860‐е годы система образования и государственная лесная служба были демилитаризированы, что изменило сам дух корпорации лесничих.