Империя в поисках общего блага. Собственность в дореволюционной России

Освобождение крестьян в 1861 году представляло собой, разумеется, самую существенную реформу собственности, которая вызвала цепь последующих перемен в этой области. Если иметь в виду то отношение к собственности, которое преобладало в первой половине XIX века, и то, что правительство панически боялось дестабилизировать систему владельческих отношений, его решимость отобрать у дворян их наиболее ценный ресурс – труд крепостных крестьян и их повинности – и отдать отчужденные земли освобожденным крепостным выглядит чрезвычайно впечатляюще. В этом смысле вопрос, поставленный Дэниэлом Филдом[195], – «как такая реформа стала возможна при таком режиме?» – приобретает иной смысл: как правительство посмело отречься от своей политики строгого покровительства частной собственности – института, который символизировал доверительный и интимный характер политических отношений между частными землевладельцами и монархом? Как оно преодолело боязнь поколебать основу частной собственности как щита, защищающего режим от радикальных идей?

Конечно, восприятие (или неприятие) обществом мысли о том, что право собственности может подлежать ограничениям, диктовалось изначальной формулировкой концепции частной собственности. Неслучайно в процессе разработки реформы освобождение крестьян с землей часто представлялось чем-то аналогичным отчуждению собственности на публичные нужды, такие как строительство железных дорог. Как показал Михаил Долбилов, значительное число русских дворян ожидало, что государство возьмет на себя бремя устройства освобожденных крестьян на землях, приобретенных у тех же дворян. Помещики рассчитывали, что правительство, стремящееся к защите своей репутации сильной власти, найдет деньги или ресурсы, чтобы выплатить дворянам компенсацию за экспроприацию их земель[196]. Бюрократическая процедура и установленные Положениями 19 февраля 1861 года правила постепенного процесса освобождения крестьян казались значительно более несправедливыми и ограничивающими дворянские владельческие права, чем одномоментный выкуп всех крестьянских наделов государством[197]. Дворянское видение освобождения крестьян по справедливости[198], основанное на восприятии собственности как воплощенных договорных и в то же время неразрывных отношений между троном и дворянством, предполагало, что правительство должно либо оставить землю в полном и неограниченном владении помещиков, либо выкупить ее. Однако правительство пошло другим путем, вынудив крестьян выкупать их земли и дав помещикам выбор: либо отложить раздел земель, либо расстаться с крестьянскими землями немедленно. В этом смысле влияние крестьянской реформы на формирование идеи частной собственности было двояким: с одной стороны, освобождение крестьян разрушило идеал неприкосновенности частной собственности, но с другой – правительство все же устроило так, что помещики получили компенсацию за утраченные земли. Соответственно, участники дискуссий о последующих реформах, затрагивавших проблемы собственности, подчеркивали или первый, или второй аспект освобождения крестьян, представляя его либо как разрушение, либо как подтверждение собственнических прав дворянства.

Один факт оставался неизменным: освобождение крестьян глубоко изменило степень вовлеченности государства в регулирование прав собственности. Подготавливая реформу, ее авторы вынуждены были примирить идеалы либеральной экономики и свободы с необходимостью грубого государственного вмешательства. Некоторое время спустя, в 1880‐е годы, когда правительство начало отход от реформаторской программы, оно взяло на вооружение явно искаженную и одностороннюю интерпретацию освобождения крестьян как отчуждения собственности на общественные нужды, настаивая, что государство отобрало у дворян землю и передало ее их бывшим крестьянам с тем, чтобы они могли платить налоги и содержать себя. Из этого следовало, что экспроприация осуществлялась ради «высшего государственного интереса», требовавшего «правильного устройства крестьянского населения»[199]. (Соответственно, крестьянам не позволялось продавать «свои» земли, о чем шла речь в пресловутом законе 1893 года «о неотчуждаемости крестьянских наделов»[200].)

После отмены крепостного права государство оказалось лицом к лицу с миллионами крестьян – новых землевладельцев, которые до реформы находились под властью помещиков. Государству пришлось взять на себя новые административные и правовые функции, но ему не хватало административных ресурсов для создания новых органов управления и разрешения споров. Вакуум власти в деревне, превратившийся в хроническую проблему после реформы 1861 года, неизбежно породил многочисленные конфликты между новыми и старыми собственниками. Как мы увидим, этот вакуум оказался в результате поводом для критики частной собственности: частная собственность в принципе вдруг показалась непригодной для России ввиду отсутствия инфраструктуры и институтов, которые снимают трения и проблемы, возникающие в отношениях между собственниками[201].