Империя в поисках общего блага. Собственность в дореволюционной России

Другой довод – что право частной собственности ограничено продуктами человеческого труда, тогда как «природные» объекты публичны – часто появлялся при обсуждении прав собственности на леса, реки и даже авторского права. Например, в 1838 году Департамент водяных коммуникаций, обосновывая свое требование, чтобы публичные водные сообщения были открыты и доступны для навигации, указывал, что реки в своем природном состоянии существовали с доисторических времен, задолго до появления права частной собственности. Реки, поскольку они созданы природой, не могут быть отданы во власть «произволу» – указывалось в записке департамента[180]. По сути это была новая версия концепции частной собственности Локка, согласно которой труд человека являлся основанием частного присвоения природных богатств. В позитивном смысле эта концепция, например, утверждала право писателей на их работы. В негативном (в отношении частных собственников) эта концепция устанавливала власть общества над природными ресурсами – лесами и реками – или, в случае литературных трудов, право общества на владение литературными произведениями после истечения срока авторского права, что аргументировалось влиянием национального культурного наследия на формирование навыков, стиля и идей автора.

Кушелев-Безбородко в своих «Рассуждениях о необходимости охранения владельческих лесов от истребления и о пользе правильного леса» изобразил последствия сокращения лесов в Европе и указал, что правительства иностранных государств уже приняли меры для ограничения права частной собственности, тогда как «наше благотворное правительство употребляет меры убеждения и поощрения к сбережению лесов». Пример иностранных государств подтверждал, что дискурс «нравственного» права на «умеренное» использование природных ресурсов мог непосредственно перейти в действующее законодательство, и возможные ограничения были бы вполне ощутимы. Чтобы избежать таких последствий, помещики должны ввести рациональные принципы управления лесами, что включало в себя картографирование, защиту леса и обеспечение производства древесины в стране.

Леса растут медленно, и, сажая деревья, помещик рискует не дождаться результатов своего труда. Если же он срубит их, то получит быстрый доход, но лишит следующие поколения возможности извлечь такую же пользу, а вероятно, и нанесет вред окружающей среде. Последствия вырубки лесов не были только местными, потому что леса влияют на климат: «Леса, совокупляя над собой водяные испарения, предохраняют обителей открытых мест от вредных явлений непогоды, защищают от бурь и ветров, вдыхают вредные части воздуха и освежают оный; утверждают горы и берега, умеряют северную стужу и полуденный зной, наполняют своими водами источники и протоки»[181]. Таким был образ леса в очерке Кушелева-Безбородко, убеждавшего читателей, что леса не являются такой же собственностью, как другие объекты, даже земля.

Особенность леса как объекта владения не заканчивалась на его природных свойствах; леса также нуждались в особом обращении. Рациональное управление ими начиналось с картографирования и оценки. Конечно, частные владельцы могли применить эти методы в своих хозяйствах: учебные пособия и руководства обучали помещиков, как чертить карты лесов без знания геометрии или топографии (прилагались красочные образцы планов и карт), как отличить дуб от березы, а ясень от лиственницы. Несложные методы управления лесами могли помочь поддерживать равновесие в одном поместье, но как обстояло дело в масштабах всей страны? Только государство обладало уникальной возможностью видеть всю страну и распределять леса в соответствии с нуждами населения и экономики: рубить деревья в местах, где была большая необходимость в пахотных землях, и сохранять (или сажать) деревья в безлесных районах. Юрист и экономист Николай Федорович Рождественский в своей работе «Основания государственного благоустройства» (1840) утверждал, что разумное управление лесами требовало планирования, которое должно охватывать текущее положение и представление о будущем развитии экономики. «Таковое попечение и управление могут проистекать только от Правительства (выделено в оригинале. – Е. П.), ибо для сего недостаточны силы или права частных лиц; на сии лица нельзя полагаться потому, что их выгоды в сем случае находятся в противоречии с общественною пользою и необходимостью»[182], – заключал Рождественский[183]. Этот аргумент – необходимость централизованного управления, основанного на общегосударственном обмере и картографировании лесов, – был главным оружием в руках сторонников государственного контроля с 1830‐х до 1910‐х годов. Содержание этого довода и контекст, в котором он выдвигался, менялись: в начале ХХ века акцент делался на необходимости государственного регулирования в сфере миграции и распределения рабочей силы, но в целом довод оставался прежним.