Империя в поисках общего блага. Собственность в дореволюционной России

В то время как лесные массивы сокращались, заметно было и движение в обратном направлении. Насколько хорошо управлялись леса, зависело от состоятельности и образованности помещиков и в целом отражало уровень хозяйственной культуры российской деревни. Те немногие «просвещенные помещики»[173], которые читали журналы по сельскому хозяйству и лесоводству, также заказывали в Европе самые современные машины и механизмы, выращивали новые сорта зерновых и овощей и обычно хорошо заботились о своих крепостных и о своих лесах. Они нанимали профессиональных лесников для управления лесами, посылали своих крепостных изучать лесное дело в лесные учебные заведения России и даже в германские университеты (такой была карьера Александра Ефимовича Теплоухова, крепостного семьи Строгановых, который позже стал известным лесоводом и автором первого руководства по лесоустройству[174]) или сами изучали лесоводство и затем применяли свои знания на практике. Успех частных начинаний был особенно поразителен в южной степи: помещики при поддержке Общества сельского хозяйства Южной России смогли вырастить леса на песчаной почве в очень неблагоприятных климатических условиях Херсонской и Харьковской губерний. Василий Яковлевич Ломиковский, лесовод и помещик из Полтавской губернии, один из родоначальников степного лесоводства, первым использовал лесные полосы для защиты своих пахотных земель от засухи и песка в степи. Согласно историку российского лесоводства Ивану Мельникову, Николай Васильевич Гоголь во втором томе «Мертвых душ» изобразил Ломиковского в образцовом хозяине Константине Костанжогло[175]. Возможно, лесоводы забили тревогу преждевременно. Почему же частное владение лесами стало предметом такой горячей критики?

Чтобы ответить на этот вопрос, нужно обратиться к более широким спорам об ограничении собственности и власти. Установление принципа абсолютной частной собственности в конце XVIII – начале XIX века породило соблазн использовать риторику собственности для обоснования неограниченной власти землевладельцев над людьми, находившимися под их контролем. Однако эта же логика вела и к противоположному выводу. В ряде проектов и записок о судьбе крепостного права российские юристы и экономисты попытались опровергнуть мнение, что крепостные принадлежали своим господам по праву собственности. Критикуя в 1821 году практику покупки крестьян без земли, яростный защитник частной собственности Н. С. Мордвинов указал на существенную разницу между владением материальными объектами и «правом начальства» над крепостными, которое «имеет свои пределы» и, как он утверждал, должно быть описано как зависимость, а не «собственность»[176]. В этих рассуждениях можно обнаружить определенную схожесть с аргументами в защиту лесов[177]. Конечно, никто не сомневался в том, что помещики «владели» своими лесами, но из‐за особой природы лесов (которые растут медленно и нуждаются в уходе) и их большого значения для национальной идентичности, они, как многие считали, должны рассматриваться отдельно от других предметов движимого и недвижимого имущества. В этом смысле критика своевольного отношения к лесам была схожа с критикой крепостничества. Позже освобождение крестьян подняло и вопрос об охране лесов.

Давайте послушаем аргументы за пересмотр права собственности на леса, как они звучали в 1830‐е годы. Во вступительной статье первого номера «Лесного журнала», издававшегося Обществом для поощрения лесного хозяйства с 1833 года[178], граф Александр Григорьевич Кушелев-Безбородко, необычайно богатый аристократ, блестящий государственный деятель и меценат в сфере образования, доказывал, что права собственности помещиков в отношении лесов были по сути своей ограничены. В его описании право собственности на лес зародилось тогда же, когда началось постепенное разрушение человеком природного богатства лесов. Уничтожение лесов вызвало к жизни искусство лесоводства, следовательно, право владеть лесами может быть определено не только через субъект владения (частный владелец или государство), но также в соответствии с происхождением леса: нужно разделить лес, выросший «без всякого труда и попечения», и леса, «восстановленные и вновь разведенные» человеком. Первая категория природных лесов – «общественная собственность, достояние не токмо временных владельцев, но и всего потомства»; тогда как «владельцу может принадлежать право располагать безотчетно лесом им насажденным и возвращенным»[179]. Таким образом, в интерпретации Кушелева-Безбородко общество как законный собственник лесов, «природой возлелеянных и не требовавших трудов человеческих рук в течении многих столетий», было суммой поколений: бренное человеческое существование соответствовало частной собственности, а долговечность общества – общественной. Этот мотив – ответственность перед будущими поколениями как основа для ограничения частной собственности – много раз появлялся в риторике охраны лесов, а позже – археологических и архитектурных памятников.