Империя вампиров

Клянусь, я чувствовал их, моих ангелов. Ощутил любовь, тепло.

И с ними я был неуязвим.

Увы, непробиваема была и шкура моего врага. Я уже много лет не встречал такого противника: старожила Железносерда, принца падали. Его кожа встречала мои удары, словно каменная, и Пьющая Пепел чуть не вылетала у меня из рук, и хотя тело вампира с каждым нанесенным мною ударом покрывалось глубокими трещинами, я чувствовал, словно рублю гору. Клинок же врага мелькал, юркий, будто ртуть, и в нем отражался красный свет моей эгиды. Частично он слепил и обжигал Дантона, когда тот приближался, но выпады делать не мешал. Тот разил, как гром, как чудовище, которым и был: жестокий владыка мертвечины, отягощенный веками, которого одной только верой не одолеть.

Пьющая Пепел ударила вампира по горлу, отщепив кусок бледной шкуры, а он ответным ударом рассек мне плечо. На снег и на пылающего льва у меня на груди брызнула кровь. Я потянулся к Дантону в отчаянной попытке взять его за глотку и пустить в ход мой дар крови, но Велленский Зверь знал о судьбе, постигшей Призрак в Красном, знал, что мое прикосновение сулит ему конец. И старался держать дистанцию, кружа змеем и вскидываясь, стоило мне приблизиться. Он чуть не отсек мне ладонь, когда я потянулся к нему.

Дантон с улыбкой погрозил мне пальцем.

– Выучи новый трюк, пес.

– Я не пес, пиявка. В этих жилах течет львиная кровь.

– Ты слаб, де Леон. Так слаб, что даже не уберег тех, кого так сильно любил. И я заставлю тебя смотреть, как заберу у тебя еще одного близкого.

Диор у меня за спиной вскинула сребросталь.

– Я тебе сердце выжгу, сволочь.

Зверь рассмеялся, и мы схлестнулись снова, озаряя ночь искрами и орошая ее кровью. За спиной я слышал крики, рычание и звон: я не знал, как держится Лиат, но рисковать и оборачиваться не хотел. Дантон атаковал снова и снова, рассек мне грудь до ребер, потом еще и плечо – срезал мясо с кости, и левая рука повисла мертвым грузом. В голове звучал голос Пьющей Пепел: звонкий, серебристый, он подгонял меня.

«Они нас знали, Габриэль. К-клинок, что разрубил тьму надвое. Человека, которого боялись бессмертные. Они нас помнили. Даже спустя столько лет».

Посеребренная дама улыбнулась у меня в мыслях.

«И я тоже».

Мы сделали финт, сместились и наконец ударили, вложив все силы. Пьющая Пепел вновь, как когда-то, рассекла тьму надвое, описав дугу промеж сыплющих с неба хлопьев, опустившись на грудь Зверю. Рыча, коварный Дантон невероятно быстро вскинул саблю и отвел удар, и вместо того, чтобы разрубить его давно мертвое сердце, сломанный клинок вошел по рукоять в плечо. Зверь заорал от боли, щеря окровавленные клыки. Я угодил в западню: как и топор Сирши на стене Сан-Гийома, мое оружие застряло в каменной плоти, и рука вампира сомкнулась у меня на запястье. Его когти со свистом устремились к моей глотке; Диор выкрикнула мое имя, а я в последний миг вырвался и отпрянул. Когти Дантона полоснули мне по челюсти, и я упал на хрустнувший под моим весом лед.

Зверь навис надо мной и, задыхаясь от боли, потянул из плеча Пьющую Пепел. От прикосновения к эфесу его руки обуглились, и он с грязным ругательством швырнул меч во тьму. А после атаковал, метя саблей мне в грудь. Я откатился в сторону и лягнул его серебряным каблуком в колено; слух мне обласкали хруст и ругательство. Однако Дантон продолжал рубить, ослепленный светом эгиды, собственной яростью, и наконец попал – пронзил мне бицепс, пригвоздив мою левую руку ко льду. Взревев от боли, я свободной рукой потянулся к его горлу. Мы щерили клыки, боролись, шипя сквозь стиснутые зубы. Мне хватило бы всего на миг, на секунду взять его за глотку.

– Убью, уб-блюдок, – сплюнул я.

– Ублюдок? – улыбнулся Дантон, нажимая на саблю. – Нет, полукровка, я не ублюдок. Я крови Восс, крови королей. Я принц в…

Вампир всхрипнул, когда Пьющая Пепел вонзилась ему в спину. Выпучил глаза, уставившись на обломанный кусок звездной стали, торчащий у него из груди, в недоумении: как это Пью пробила его плоть?

И все же он был сыном Фабьена Восса, старожилом Железносердом и, сволочь такая, не помер. Он зарычал на девочку, ранившую его, – на Диор, что вором в ночи подкралась к нему сзади. Задыхаясь, она, растрепанная, скользкими от крови руками вытащила клинок из его спины. Быстрый, как змея, в ярости он кинулся было на нее…

…и запнулся, когда рана в груди задымилась. Дымился и клинок Пьющей Пепел – так, словно кровь на нем горела. Тогда я и понял, что это не его кровь, а ее – Диор своею кровью из рассеченных ладоней, кровью самого Спасителя смазала обломанное острие.