Империя законности. Юридические перемены и культурное разнообразие в позднеимперской России

Это решение, как зеркало, отразило некоторые из сохранявшихся неопределенностей правового порядка империи. Судебные палаты были укомплектованы теми же формалистичными юристами, которые работали в окружных судах. Однако приговоры выносились сословными представителями: губернскими и уездными предводителями дворянства, городскими главами и волостными старшинами1110. Эти люди находились ближе к администрации, чем обычные присяжные (даже если старшины занимали промежуточное положение), что, возможно, влияло на исход судебного процесса. Если случайно выбранные присяжные и могли последовать аргументам защиты и оправдать обвиняемого (вспомним, что процент оправдательных приговоров в уголовных процессах в Казани в то время был высоким), то местные чиновники с меньшей вероятностью отнеслись бы снисходительно к тому, кто покалечил другого чиновника. Вместо того чтобы быть примером произвола, приговор, таким образом, отражал неравномерность реформированной системы империи, в которой сословные механизмы определения справедливости сосуществовали с универсалистскими современными судами. В любом случае, хотя этот приговор и был суров в отношении нескольких бедняг из числа татар, он не был последним в череде судебных процессов, связанных с бунтами.

То, что десять крестьян, первоначально обвиненных в «возмущении», были переданы мировому судье, уже являлось оскорблением для губернатора. Однако последующие события оказались еще более серьезным и личным вызовом для Скарятина.

ЖАЛОБЫ, РЕВИЗИЯ, ПОЗОР: ПАДЕНИЕ НИКОЛАЯ СКАРЯТИНА

Вскоре после массовой порки розгами в Правительствующий сенат и Министерство внутренних дел стали поступать жалобы от татарского населения на действия Скарятина1111. Заявители писали, что всегда были послушными царскими поданными и, хоть и готовы выполнять свои обязательства, но не могут мириться с произволом, насилием и оскорблением своих религиозных чувств.

В июле 1879 года Правительствующий сенат поручил Министерству внутренних дел провести расследование, в результате которого в пострадавшие села был направлен полицейский высокого ранга по фамилии Коссаговский1112. Он пришел к выводу, что «чрезвычайные меры», использованные для подавления бунта, были оправданны. Однако Коссаговский ограничил свое расследование расспросами местных чиновников и тех, кто пострадал от оскорблений или увечий во время бунта. Убедить Сенат ему не удалось, и 26 марта 1880 года тот постановил, что обвинения против Скарятина настолько серьезны, что губернатор должен предстать перед судом по статье 345 Уложения о наказаниях (ответственность за превышение полномочий). Признав, что принятые в 1837 году предписания дали Скарятину право применить исключительные меры, суд ввел важное различие, утверждая, что пресечение волнений должно рассматриваться отдельно от насилия, совершенного губернатором как личностью (личная расправа), и от его «особой жестокости при применении экзекуции»1113. На данные действия права, предоставленные в 1837 году (и подтвержденные в 1866 году), не распространялись, и они были наказуемыми правонарушениями.

Полученные Коссаговским данные мало чем помогли по второму пункту расследования. Он не поговорил ни с пострадавшими татарами, ни с военными. Более того, как отмечал Сенат, хотя губернатор и отрицал обоснованность обвинений татар против него, он не предложил никаких доказательств в свою защиту1114. В ноябре 1880 года Сенат официально обратился в Казанский окружной суд с просьбой начать уголовное расследование.

К моменту начала расследования Николай Скарятин уже не был губернатором Казани. 3 ноября 1880 года он был освобожден от должности императорским указом1115. Причины его увольнения не указаны ни в одном из документов, но связь с подавлением им беспорядков и последующим уголовным делом казалась местным жителям очевидной: «…казанцы поговаривают, что эта [Скарятина] отставка вызвана [тем, как он расправился с протестующими татарами]»1116.