Империя законности. Юридические перемены и культурное разнообразие в позднеимперской России

Также вероятно, что отставке Скарятина поспособствовал либеральный сенатор Михаил Ковалевский, приехавший в Казань осенью 1880 года для инспекции местного управления. Ковалевский был типичным представителем нового поколения российских юристов: в 1849 году он окончил курс обучения в Императорском училище правоведения в Санкт-Петербурге, а в возрасте 41 года был назначен сенатором1117. Характеризуя Скарятина как «энергичного и сильного», он критиковал его привычку пренебрегать законом1118. В ходе ревизии были обнаружены кипы секретной корреспонденции, поскольку Скарятин обязал своих становых приставов доставлять ему со всей губернии отчеты о деятельности и слухах, имеющих «более или менее политический характер»1119. Ковалевский также обнаружил, что Скарятин в обход суда отдавал приказы о наказании татарского населения за якобы совершенные преступления уже после беспорядков. Хотя эти распоряжения отражали стремление Скарятина подтвердить свою власть, они не имели под собой никакой юридической основы: либо действия татар не являлись юридически определяемыми преступлениями, либо губернатор не предоставил никаких доказательств своих обвинений. Например, 5 ноября Ковалевский обратился в Министерство внутренних дел с просьбой приостановить высылку казанского купца Шамсутдина Сагадеева, которого Скарятин арестовал за распространение «ложных слухов» во время беспорядков и подстрекательство к отправке прошений в Санкт-Петербург1120. Ковалевский отмечал, что в подаче прошений нет ничего противозаконного, и настаивал на том, что обвинения губернатора «не подтверждаются никакими фактическими данными»1121. Полицейский рапорт на Сагадеева, который Скарятин использовал для получения разрешения Министерства внутренних дел на арест купца, выделялся лишь своей «полнейшей голословностью»1122. Министерство предписало казанской администрации освободить заключенного в течение двух недель1123.

В еще одном случае Скарятин своим указом отправил в ссылку трех татар за их предполагаемое участие в беспорядках, несмотря на то что они жили в одном из сел Чебоксарского уезда, который события 1878 года практически не затронули. В течение всего 1880 года казанская администрация отклоняла ходатайства родственников о возвращении этих трех крестьян в родные села. Через две недели после отставки Скарятина в администрации неожиданно заявили, что больше не возражают против возвращения этих татар из ссылки1124. Очевидно, что мнение бывшего губернатора сыграло ключевую роль в продлении их изгнания.

Ковалевский, конечно, знал об уголовном расследовании, которое Сенат начал против Скарятина. Епископ Никанор, один из больших почитателей губернатора, позже так описал столкновение между Ковалевским и Скарятиным: для него казанский губернатор был воплощением «отважного русского бойца-правителя», того, кто пошел в самое сердце битвы, «увидел и победил»1125. Сенатор, для сравнения, слепо верил в свою «идеальную, английскую, американскую, юридическую правду». Не стремясь укрепить авторитет российского государства среди татарского населения, Ковалевский отказывался видеть «правду историческую» о том, что величие России всегда основывалось на завоеваниях, силе и господстве над менее развитыми народами1126.

Поскольку к осени 1880 года татарские общины еще не могли ознакомиться с результатами своих жалоб в Сенат, они также обратились к Ковалевскому и попросили его «назначить <…> должное расследование и затем подвергнуть Г. Скарятина законной ответственности»1127. Сенатор сообщил им, что расследование уже ведется. К концу декабря 1880 года судебный следователь Казанского окружного суда по особо важным делам собрал несколько сотен страниц со свидетельскими показаниями, в основном от татарских крестьян1128. По словам казанского корреспондента «Русского курьера», его отчет «вполне выяснил и восстановил, так сказать, ту печальную и едва ли не кровавую драму» декабря 1878 года1129. Татарское население не только приветствовало это долгожданное расследование, но и оказало ему максимальную поддержку: «При проезде следственных чинов в местах происшествия на каждых пяти верстах их встречали уполномоченные от татарских деревень и показывали им дорогу, провожали на заранее приготовленные самими татарами квартиры»1130. Некоторые из них, как писала либеральная газета «Голос», подходили к следователям со слезами на глазах, говоря, что «ждут уже два года и, наконец, дождались»1131.