Империя законности. Юридические перемены и культурное разнообразие в позднеимперской России

Переход к более эгалитарным формам одежды и обращения был характерен для эпохи реформ в целом. Иллюстрацией тому служат нововведения в Казанском университете. Если до реформы студенты должны были носить военную форму и оказывать почтение каждому проходящему мимо профессору, то с 1860 года была разрешена гражданская одежда, хотя некоторые аристократы продолжали носить мундиры, трикони и рапиры712. Щапов прочитал свою первую лекцию в ноябре 1860 года не во фраке и белом галстуке, а в простом черном сюртуке. «Как будто к вам вышел человек из своего рабочего кабинета», — отметил один из современников. А когда Нелидов начинал свои лекции по «энциклопедии законоведения» обращением к аудитории «милостивые государи», вместо того чтобы кричать на студентов, те приходили в полный восторг713. Профессора, которые по-прежнему обращались к студентам на «ты», вскоре приобрели дурную славу714.

Придворные, в свою очередь, были вынуждены избавляться от пережитков старого порядка: при Александре II государственным служащим, включая судей и канцеляристов, было запрещено отращивать бороды, которые считались символом досовременной России. Российские правители не поощряли (а иногда и запрещали) бороды среди чиновников со времен Петра I; однако, поскольку духовенство, крестьянство, многие городские обыватели и интеллигенция продолжали растить бороды, многие бюрократы низшего звена, особенно в провинции, также игнорировали связанные с этим предписания и указы. Внезапное расширение бюрократии превратило это из обычной халатности в проблему. Кони упоминает встречу с судебным следователем, который в начале 1870‐х годов был вызван в кабинет министра юстиции, где ему сделали выговор за ношение бороды715.

Настойчивые призывы юристов к скромности в одежде и внешнем виде порой вступали в противоречие с идеями приверженцев старого порядка. Иллюстрацией этого конфликта служит небольшой эпизод с участием мирового посредника и губернатора Скарятина716. В июле 1869 года несколько пьяных казаков затеяли драку на сельской ярмарке под Казанью. Поскольку полицейские уехали по делам, вмешался местный мировой посредник. Надев свою должностную цепь, чтобы казаться более представительным, он приказал нескольким крестьянам схватить нарушителей порядка и запереть их в полицейском участке. Затем он передал дело губернатору и прокурору в Казань. Однако вместо благодарности за решительные действия мирового посредника Скарятин пришел в ярость, поскольку тот пренебрег существующими правилами поведения: только полиция имела право производить аресты и передавать дела в суд. Поэтому губернатор вызвал посредника в свой кабинет, и между ними завязался следующий спор:

Мировой посредник: «Ваше превосходительство, вы желаете знать разъяснение дела или делаете мне замечание?»

Губернатор: «Да, я делаю вам замечание!»

МП: «Ваше превосходительство, вы присваиваете себе власть Правительствующего Сената».

Г: «Я вам делаю замечание за превышение вашей власти; вы обязаны были написать об этом исправнику, а исправник — мне!»

МП: «Но пока бы исполнялась эта канцелярская формальность, дело дошло бы до кровавой схватки».

Г: «Нет, этого бы не было».

МП: «Ваше превосходительство, вы не изволили быть на месте происшествия <…> [я действовал] желая <…> восстановить общественную тишину, чего я и достиг, и за что скорее я должен был бы получить одобрение, чем подвергаться неприятностям!»

В ответ губернатор повысил голос: «Как вы осмелились явиться ко мне не в форме?» Чиновник, одетый в сюртук, черный жилет, черный галстук, темно-серые брюки и черную шляпу, ответил, что для мировых посредников не существует установленной формы одежды. Скарятин, однако, не хотел с этим мириться и закричал: «Пока я губернатор, я не позволю мировым посредникам составлять акты над действиями полиции, а вас на будущее время прошу являться ко мне в форме. Прощайте!»

В то время как мировой посредник придерживался некоторых сложившихся норм старого порядка — в частности, многократного обращения «Ваше превосходительство», — он ставил под сомнение другие. Он отказался мириться с этим выговором со стороны самого влиятельного представителя власти в губернии, настаивая на том, что в его одежде и поведении нет ничего предосудительного. Более того, он даже утверждал, что именно губернатор превысил свои полномочия.