Империя законности. Юридические перемены и культурное разнообразие в позднеимперской России

4 января 1896 года крестьянка Биби Фатыма Сабитова из татарской деревни Азияк в девяноста километрах к востоку от Казани под дулом пистолета была ограблена крестьянином Сибегатуллой Сайфуллиным, который накануне приметил на ней серебряные браслеты и другие украшения761. Преступление было совершено на дороге между их деревнями. На следующий день Сабитова направилась в город Арск (в десяти километрах от места преступления), в котором находился ближайший полицейский участок. Урядник немедленно отправился в деревню, чтобы взять подозреваемого под стражу. Его расследованию помогли крестьяне, готовые сотрудничать. Оказалось, что Сайфуллин попросил своего односельчанина, Хусайна Хасанова, сказать полиции, что якобы в момент совершения преступления подозреваемый стрелял по зайцам. Но вместо того чтобы предоставить соседу алиби, Хасанов рассказал полиции об этой попытке обмана762. После этого урядник направил отчет судебному следователю и местному приставу. Сайфуллин был арестован, а его дело было назначено к слушанию в Казанском окружном суде в апреле. Но к нему на помощь пришли три крестьянина и заплатили 150 рублей, чтобы Сайфуллина отпустили под залог. В конце концов из‐за отсутствия «веских» доказательств он был оправдан (решающим фактором стало то, что украденные вещи так и не нашли).

Любопытно, что Сабитова решила сообщить о преступлении в полицию, хотя она могла вернуться в свою деревню (которая была ближе, чем полицейский участок) и призвать на помощь членов семьи и друзей, чтобы вместе наказать преступника и вернуть украденное. Нападение на Сабитову произошло в местности, где в основном жили татары763. Зачем ей понадобилась помощь со стороны? Антрополог Э. Адамсон Хобель предполагает, что люди обращаются в государственные суды, «чтобы выровнять оппозиционные отношения, которые сильно вышли из равновесия»764. Возможно, Сабитова также рассчитывала, что российские власти помогут избавиться от преступника (судебная практика ссылки преступников в Сибирь была широко известна). Скорее всего, она и ее близкие предпочли внешнее вмешательство прямой конфронтации с Сайфуллиным, его родственниками и соседями, которые внесли за него залог. В исследованиях других имперских контекстов подчеркиваются два важных качества представителей государства: они воспринимались как носители власти и нейтралитета, поскольку часто находились за пределами местных общин765.

Татары-мусульмане также прибегали к правовой системе, когда родственники и местные институты разрешения конфликтов не могли им помочь. Это происходило в тех случаях, когда человеку причинялся вред, который община таковым не признавала, но который мог классифицироваться как преступление в соответствии с российским законодательством. Как показывают следующие примеры, чаще всего это были похищение невест и самосуд.

12 марта 1896 года Казанская судебная палата рассмотрела апелляционную жалобу шести татар, осужденных за избиение до полусмерти своей односельчанки, Камалетдиновой (Валеевой). Дело обстояло следующим образом766. Однажды крестьянин Губайдуллин рассказал односельчанам, что он тайком встречается с замужней женщиной. Ответной реакцией стал сельский сход, на котором старики решили, что в соответствии с исламским законом Камалетдинов, муж этой женщины, должен развестись со своей неверной женой. Камалетдинов отказался, настаивая, что клеветник лжет ему назло. Однако сход его не послушал. Несколько крестьян ворвались в дом Камалетдинова, выволокли его жену на улицу, измазали ее лицо грязью и избили до потери сознания767. На следующее утро муж вернулся с местным урядником, и многих жителей деревни взяли под стражу. Шестеро из них потом предстали перед судом и получили тюремные сроки от восьми до двенадцати месяцев. Приговоры были логичны с юридической точки зрения: обвиняемыми были шесть человек, чью причастность к преступлению подтвердили исчерпывающие показания свидетелей. В этом деле нашли отражение две повторяющиеся темы этой книги. Во-первых, настаивая на формальном доказательстве каждого отдельного обвинения, новые суды не занимались произвольным осуждением толпы. Во-вторых, деревни не были едиными сплоченными общинами, в которых все друг за друга заступались и отказывались сотрудничать с представителями центрального государства.