- Я знаю, что и ты видел это, Римус. Я знаю, ты замечал все! Я был для них ничем, пустым местом! Я нужен был им, чтобы… чтобы насмехаться надо мной, чтобы веселиться за мой счет… или же, в крайнем случае, надо мной можно было подшучивать в момент одолевающей их скуки. Они называли меня своим другом, но никогда не уважали. Они вечно звали меня то глупым, то бесполезным. «Сириус, погляди-ка, что Хвост сотворил со своей черепахой» или «Джеймс, хватит играть со снитчем, а не то Хвост намочит штаны!». - Питер перевел дух, а затем продолжил вновь низким голосом: - А ты, Римус… Ты единственный вел себя со мной приветливо, но делал так лишь из жалости.
Римус снова попытался покачать головой.
- Питер…
- Видишь? Ты даже не отрицаешь этого, - перебил его тот. – Ты не можешь этого отрицать, потому что это правда.
- Даже если и так, - сказал Римус, игнорируя боль в руках, появившуюся, когда он попытался оттолкнуться от пола и привстать. – Сейчас все иначе? – Он бросил взгляд на Дольфа, который начал шевелиться. – Я видел вас двоих сегодня; он обращался с тобой с неприкрытым презрением. Ты вернул Волдеморту его тело, а он отплатил тебе лишь бесчестьем и оскорблениями. – Он приподнял подбородок, не обращая внимания на болезненные ощущения в плечах и шее. – Возможно, Сириус и Джеймс вели себя бесчувственно, но они были мальчишками. И уважали они тебя или нет, но по-своему любили. – Римус смотрел на Питера со спокойной уверенностью. – Но неужели за школьные насмешки можно было отплатить смертью и заключением в тюрьму? Хочешь сказать, что поддразнивание над другом – повод сдать их самому жестокому волшебнику из ныне живущих? Скажи честно, Питер. Что Волдеморт сделал для тебя, кроме как сохранил жизнь?
Питер оглядел свою серебристую руку. Какое-то время ответом на вопрос Римуса была тишина.
- Он дал мне вот это, - сказал он наконец, сгибая пальцы. – Я помог ему, и он сделал меня сильнее.
Римус тихо вздохнул.
- Он изувечил тебя в своих целях, а затем бросил тебе блестящую кость, чтобы ты остался его слугой. Это не уважение. Это снисхождение.
Питер издал почти детский смешок.
- Ну да, ведь Сириус и Джеймс никогда не относились ко мне со снисхождением, о, нет…
- Ты знаешь, что это разные вещи…
- Они не уважали меня, - хрипло прошептал Петтигрю, не встречаясь взглядом с Римусом. – Они вынудили меня, вынудили меня присоединиться к нему. У меня не было выбора.
- Выбор есть всегда, - с печалью возразил Римус, глядя на изможденного человека, бывшего когда-то его другом. – Может быть, не очень хороший, но он есть. Ты не можешь оправдывать свои поступки тем, что случилось в наши дни в Хогвартсе. Все знают, что дети могут быть жестокими, даже к тем, кто им дорог…
- Но ты не был таким, - дрожащим голосом перебил его Питер; воспоминания обжигали его холодом. – И… и я ценил это. Вот почему я не убил тебя, когда нашел. – Он вдруг резко подался вперед; его нос задвигался, а глаза уставились на ослабленного узника. – Я… я знал, что должен поговорить с тобой, - заявил он пискляво, дергано жестикулируя. – В Визжащей хижине не было такой возможности, не в присутствии Сириуса с его криками; он не дал мне шанса! Но ты… - Питер с отчаянием смотрел на Римуса. – Ты, Римус… ты всегда прислушивался ко мне. И сейчас можешь послушать. Ты не признаешься, но, мне кажется, ты понимаешь.
Что-то словно щелкнуло. Очевидно, что Питер Петтигрю принял какое-то решение – вероятно, иррациональное, возможно, глупое, но чудовищное в своей неотвратимости. За его речами стояла какая-то цель. Ему что-то нужно было от него.
- Нет, - решительно возразил Римус. – Я никогда не смогу понять того, что ты сделал.
- Ты лжешь, - сказал Питер, дыша все учащеннее. – Ты понимаешь. Можешь понять. И ты можешь заставить понять их.
Серебристой рукой он указал в сторону двери, и Римус вдруг все понял.
«О боги, он хочет, чтобы я вытащил его отсюда живым».
Наверняка. Питер знал, что ему никуда не деться: как и прежде, все дороги для него вели либо в Азкабан, либо на тот свет. Разве что, конечно, он сумеет найти себе адвоката – кого-то, кто оправдал бы его действия и добился ослабления наказания…
И, судя по всему, он выбрал на эту роль Римуса.
«Но как он только мог подумать, что я…»
Дементоры. Воспоминания. Его размышления были лишены логики – это совершенно ясно.
Вероятно, Римус мог сыграть эту роль, притвориться, что верит ему, и завести ничего не подозревающего Питера в ловушку. Но, невзирая на все свои деяния, этот человек когда-то был его другом. Римус не мог так поступить.
- Нет, Питер, - мягко, но решительно сказал он. – Я не могу этого сделать. Не стану.
- Но ты можешь, понимаешь? Ты сделаешь это, ты должен…
Питер выглядел таким отчаявшимся, таким несчастным, и да, он был прав: Римус жалел его. Но жалости было недостаточно.
- Питер, хватит, - сказал он, и его голос звучал по-доброму. – Ты знаешь, что я никогда не стану помогать тебе. Зачем ты так поступаешь с собой?
Глаза Питера блестели в тусклом свете.