Импровиз. Магия менестреля

Смычок осторожно прикоснулся к струне. Нежно, словно губы к губам, будто ресницы к ресницам. Полилась протяжная нота. За ней вторая, третья… Виола запела, заплакала, резонируя полированным деками.

Менестрель ещё не знал, куда заведёт его мелодия, какова будет кульминация и сколь ударной станет развязка музыкальной пьесы, но чувствовал, что в неё выплеснутся тоска и неразделённая любовь.

Четырьмя тактами позднее вступили цимбалы. Повели ритм, придавая мелодии прихотливость, изыск и живость. Ланс полностью отдался музыке, не замечая вокруг себя никого и ничего. Даже если бы король сейчас приказал остановиться, он бы не услышал его. Пришлось бы успокаивать силой.

Мелодия звенела и пела, звуки взлетали к застеклённому потолку, пробираясь между ветвей и листьев южных, вечнозелёных растений. Здесь, в уголке бесконечной весны в самом сердце северного королевства, Лансу пришла на ум далёкая зима. И несбыточные мечты.

Внезапно сами собой начали складываться рифмованные строки.

Хотел бы с тобой проснуться, носом уткнувшись в макушку.

Ветер — проказник грустный — воет в печную вьюшку.

Зеленоглазое чудо. Вино с имбирём и корицей.

Хотел бы туманным утром рядом с тобой родиться.

Скрещение шпаг над камином, пепел подёрнул угли.

Рассвет бесконечен синий, белые свечи потухли…

Ланс чувствовал, что снова полностью выкладывается. При помощи каких-то цимбал и виолы рождался шедевр. Инструменты, кстати, хорошие, но не великолепные. Ак-Орр то ли пожадничал, то ли приобрёл такие, не разбираясь в тонкостях звучания.

Давай, не пойду на службу, пусть вьюга заносит тропки.

Мой голос опять простужен, я буду, как в юности, робким.

Я буду предельно честен, я не играю болью,

Я буду петь тебе песни о мире, забывшем войны.

Где бродят единороги, где ветер колышет травы,

Где старцы мудры и строги, где реки текут величаво.

Он снова видел Реналлу, изящно сменяющую фигуру танца за фигурой на балу у герцога Лазаля. Реналлу, прижавшуюся спиной к дверному косяку, и мокрые дорожки на её щеках. Реналлу, испуганно вскакивающую и роняющую на пол пяльцы…

Где на околицу смело выходят олени и лани,

Где губы мои неумелы, где неуместно прощанье.

Где враг не поднимет перчатки… Да нет там врагов и в помине,

Как нет тоски и печали, а шпаги висят над камином.

Где я по росе медвяной хромаю тебе навстречу,

Любовью и счастьем пьяный сжимаю хрупкие плечи…

Как всё же хорошо, что он не пошёл на поводу у своей страсти, не испортил девушке жизнь. В Аркайле сейчас тихо и спокойно. Братья альт Кайны, конечно, жирные свиньи, если подумать, зато нет войны. Заговор баронессы раскрыт, все заговорщики разбежались, как мыши по норам, а кто не спрятался, убит. Возможно, процветания герцогство не ждёт, но и никаких переворотов в ближайшее время не намечается. Даже Браккара старается соблюдать условия мирного договора, меняет посланников, если те проявляют излишнюю надменность. Пран Гвен передаст сыну Реналлы и Деррика шпагу Дома Багряной Розы, когда придёт время. Может быть, мальчику когда-то расскажут легенду о Лансе альт Грегоре — лучшем менестреле всех времён и народов, который убил наследника престола Аркайла, был похищен браккарцами и никогда больше не возвращался на северный материк.

А ветер в печную вьюшку, по-прежнему завывает.

Неправда, не верь… Послушай! Такой земли не бывает.

Здесь выверном рыцарь загрызен, кровью хрипят менестрели,

Принцесса прощается с жизнью под завыванье метели.

Но стрелки «часов» замедлив, так показушно беспечен,

Глупо, ненужно, бесцельно я буду врать тебе вечно.

Возвращаться на родину Ланс, и вправду, не хотел. Он утратил ощущения связи с теми краями, где родился и вырос. Наследный замок? Так от него, пожалуй, одни развалины сейчас остались. Сколько лет он там не был? Десять? Пятнадцать? А может, и все двадцать. Близких родственников не осталось. Друзья? Друзей тоже не осталось. Коэл мёртв, а Регнар вряд ли захочет с ним общаться после того, как… О, Вседержитель! У него же ещё жена в Аркайле! Правда, он почти успел о ней забыть. И не вспомнил бы, если бы не…

— Пран Ланс! — Донёсся словно издалека голос короля. — Пран Ланс, вы слышите меня?

Менестрель открыл глаза. Зимний сад, полный яркой зелени и солнечного света закружился, будто хоровод снежинок в буранный день. Пришлось схватиться за край здоровенной бадьи, откуда тянулся ввысь коричневый и кривой ствол фикуса с широкими глянцевитыми листьями. Колени подкашивались. Сердце билось о рёбра, будто хотело вырваться из грудной клетки на свободу.

— Это была прекрасная мелодия! Величественная и печальная… — Ак-Орр смотрел без тени насмешки.

— Я назову её — «Зеленоглазое чудо», — отвечал альт Грегор, поражаясь, насколько слабо и жалобно звучит его голос.

— И я даже догадываюсь в чью честь. Но по рассказам Дар-Виллы я знаю, что у вас неполадки с сердцем. Вы побледнели, губы начали синеть. Мне показалось, что вы сейчас упадёте там, где стояли.