Снарядившись, как и обычно — флейта, книга, рисунок за пазуху, Ланс взял в правую руку тесак и вышел на палубу. Пяток крупных черноголовых чаек спорхнули с тела Вонга, которое никто не удосужился убрать, впрочем, как и убитого им матроса в алом кушаке. Птицы лакомились мозгами голлоанца, не трогая оставшиеся части тела. Но правильно… Кто же будет есть чёрный хлеб, пока на столе стоят пирожные?
Что же так тихо? Неужели, айа-багаанцы всё-таки нашли общий язык и построили плот? Первого из вчерашних пьяниц менестрель увидел на световом люке. Совершенно безжизненное тело, но никаких следов ран и даже капелек крови на одежде не видно. Подойдя ближе, Ланс убедился, что матрос мертвецки пьян. Что ж, этот сделал свой выбор. Он примет смерть в бессознательном состоянии, не испытав ужаса и отчаяния. Год назад… Да что там год, ещё месяц назад альт Грегор серьёзно задумался бы — не последовать ли его примеру. Но не сейчас. Сейчас стоит задача выжить.
Он пошёл дальше. За бочками храпел ещё один матрос — с огромным «синяком» под глазом и засохшей на усах кровью. К убитым Махтуну и Эльшеру подходить не хотелось, но пришлось. Ланс не сумел отказать себе в желании завладеть зрительной трубкой. Кода ещё такая находка попадёт в руки? Уроженцыюжных островов натрез отказывались продавать их конкурентам. А ведьдля путешественника такая игрушка — на вес золота. Даже если жить ему осталось считанные стражи.
К счастью, морской ветер не давал роиться мухам, которые путешествовали бесплатно в трюме фелуки. Перегнувшись через релинг, Ланс поглядел направо, потом налево.
За кормой на криво-косо состряпанном плоте сидели те из айа-багаанцев, которые нашли в себе силы отказаться ночью от обильных возлияний. А может, те, которых хмель брал меньше, чем других. Альт Грегор, особо не приглядываясь, насчитал восемь голов, повязанных цветастыми платками. Плот отстал на полсотни брасе, но течение увлекало его точно так же, как и фелуку. Из-за большого расстояния, менестрель не сумел разглядеть, каким же образом удалось построить плот, но предполагал, что на его изготовление пошли обломки реев, доски, оторванные от фальшборта, крышки люков, ранее закрывавших вход в трюм. Стука молотков он ночью не слышал, следовательно, куски дерева просто связали верёвками. Теперь даже не обязательно ждать столкновения со скалами. Любая волна, чуть посильнее обычной или зыбь разрушат непрочный плотик. Интересно, водятся ли в этой части Западного океана акулы?
Впереди же, прямо по носу увлекаемой течением фелуки, возвышались серые громады островов Святого Игга. Базальтовые скалы покрытые налётом белесой соли и чаячьим помётом, ослабленные сырыми ветрами и неутомимыми волнами, бьющими раз за разом в их неприступную грудь. У подножья скал на морской глади выделялся водоворот. Признаться честно, Ланс представлял его совсем не так. Ему казалось, что он увидит дыру, сквозную рану на лете океана. Сотни брасе в глубину и столько же в ширину, сверкающие холодные стены, мчащиеся в стремительной круговерти. Прямой путь в Преисподнюю, откуда не вырвется ни один корабль. Да что там корабль! Кит или гигантский кракен, которым нипочём течения, канули бы в таком водовороте бесследно. Но ничего подобного, ничего, что оправдало бы ожидания. Неглубокая впадина, шириной где-то в сотню брасе. Она казалась бы неподвижной, но клочья желтоватой, как несвежее бельё, пены двигались по кругу, постепенно погружаясь. Края водоворота нежно лизали заострённые, словно клыки, скалы. Расплёскивались о них, разлетались брызгами.
Фелуку неотвратимо влекло к центру водоворота.
Ланс не обманывался. Пусть природное чудо выглядит и не так ужасно, как представлялось ему, но от этого оно становится не менее смертоносным. Пройдёт совсем немного времени и «Бархатную розу» ударит о скалы, а обломки затянет под воду. Если он не погибнет сразу, пришибленный куском шпангоута или остатками мачты, вывороченными из степса[1], то он захлебнётся, поскольку не сможет выплыть, преодолевая силу водоворота, а если его и выбросит где-то — так обычно бывает, уже безжизненное тело.