Импровиз. Надежда менестреля

Облепленная мокрыми волосами голова моряка то скрывалась из виду, то появлялась. Он уже ничего не кричал, тратя все силы на то, чтобы удерживаться на плаву и дышать. Ни к селу, ни к городу альт Грегор вспомнил байку о том, что на Браккаре моряки не учатся плавать. Ну, или раньше не учились… Всё от того, что на севере вода холодная даже летом и угодивший за борт рыболов или китобой обречён на смерть в любом случае. Умение плавать лишь продлевало агонию. Ланс слышал эту историю ещё будучи отроком, а с годами понял, что браккарцы, распространяя влияние по всему миру, конечно научились плавать. По крайней мере, спасаясь с тонущих каракк в морских сражениях, он какое-то время удерживались на поверхности даже без помощи обломков рангоута. Уроженцы Айа-Багаана были с морем «на ты». Южное, тёплое, не замерзающее даже в самые лютые зимы, оно кормило их не только рыбой, в изобилии водившейся вокруг островов, но и всяческими съедобными моллюсками — трепангами, рапанами, устрицами и мидиями. Ловили там крабов и омаров — не только в хитроумные ловушки, но и голыми руками. Добывали жемчуг, собирая раковины со дна. Ломали кораллы, продавая их в северных державах, как весьма недешёвые диковины. Но этот парень, похоже, не слишком часто упражнялся в плавании. Или тяжело приходилось с похмелья — руки и ноги не слушались.

Наблюдая его мучения, Ланс не выдержал и протянул руку:

— Держись, дурень! Вместе выплывем!

Два-три гребка и матрос сжал его ладонь мёртвой хваткой.

— Хватайся за бочку! — крикнул ему менестрель.

Но ошалевший парень словно не слышал. Свободной рукой вцепился Лансу в локоть, подтянулся, сграбастал за плечо, аж затрещали нитки, которыми был пришит рукав камзола.

— За бочку! — успел повторить альт Грегор, прежде чем ушёл под воду с головой.

Задрыгал ногами, забился, как угодившая в сеть рыба, выскочил на поверхность и успел сделать глубокий вдох, прежде чем, снова оказаться пол водой. В айа-багаанца, казалось, вселился демон. Он, ничего не слушая, карабкался, намереваясь оседлать менестреля. То есть попросту использовал его, как обломок мачты или рея.

И вот тогда Лансу стало по-настоящему страшно. Какой толк от его стараний? Размышлял, прикидывал пути к спасению, толкал к борту тяжеленную бочку, а теперь погибнет, словно утопленный в ведре щенок. Пуская пузыри, он потянул из-за пояса тесак. Едва не выронил его, получив коленом в живот от беспорядочно дрыгающего ногами матроса. Но удержал, вцепляясь в него, как утопающий хватается за соломинку. Собственно, он и был утопающим, а на оружие возлагал последние надежды.

Клинком, предназначенным для того, чтобы рубить, тяжело драться, когда твой противник прижался, как родной, и норовит обхватить тебя руками и ногами. Ланс резанул парня поперёк живота. Раз, второй… Понял, что ничего не получится — перепуганный насмерть айа-багаанец просто не чувствует боли. А воздух в лёгких закачивался. Ещё немного и всё… Трупом великого менестреля, привязанным к бочке, будут пировать рыбы и чайки. Отчаяние придало сил. Каким-то чудом альт Грегор умудрился упереть острие тесака в живот матроса. Толчком нажал!

С жалобным криком парень разжал пальцы, запрокинулся. Его пятки последний раз ударили Ланса, который рвался к поверхности, чувствуя, что и для него счёт идёт на мгновения. Сапоги тянули на дно, облепившая тело одежда сковывала движения. Он и сам не мог вспомнить потом, как выскользнул из ладони тесак, только что спасший жизнь.

Воздух ворвался в лёгкие, опаляя сладостью и восторгом.

Вдох! Ещё вдох! И ещё!

Невысокая волна ударилась о бочку, просила в лицо пригоршню брызг, которые залетели в распяленный, словно в предсмертном крике рот менестреля. Он закашлялся, сплюнул и, наконец-то, пришёл в себя.

Заколотый им матрос плыл, раскинув руки в паре брасе.

«Бархатную розу» снесло гораздо дальше. Она развернулась к Лансу позолоченной кормой, над которой лениво трепетало знамя с чёрным буревестником и ниже его узкий треугольный штандарт с зелёным яблоком — герб покойного прана Махтуна алла Авгыз.

С противоположной стороны что-то голосили айа-багаанцы, спасавшиеся на плоту. Ветер сносил их крики и Ланс не мог ничего разобрать, но полагал, что они видели и его прыжок за борт, и борьбу в воде. Аркайлцу их слова ничего хорошего не сулили. Но столкнутся они на водной глади или нет, зависело исключительно от воли Лорена-Морехода. Выгрести против течения не смогли бы ни альт Грегор со своей бочкой, ни его недруги на грозящем развалиться плоту.

Поэтому Ланс решил не заботиться о том, что могло ему грозить не скоро или же не грозить вовсе. Лучше заняться насущными бедами. Набравшие воду сапоги тянули ко дну. Ощутимо, как будто к каждой ноге привязали по шестифунтовому ядру. Даже несмотря на бочку, держаться на плаву становилось всё труднее. Пальцы грозили соскользнуть с верёвки. Слегка поразмыслив, менестрель избавился от сапог. Будем жить, добудем новые, а если нет, то и пользы от них никакой. Сразу стало легче.