Импровиз. Надежда менестреля

За острозубой грядой рвались к небу отвесные базальтовые, судя по серо-бурому окрасу, берега острова. Одного из многих. Десяток крупных и мелких без числа, говорил как-то Лансу капитан Начо альт Рузба, когда они сиживали в Эр-Трагере за кувшином холодного и кислого местного вина. Если бы удалось каким-то чудом перебраться через рифы, то появлялась надежда на спасение. Не бывает камней, в которые невозможно вцепиться пальцами, если очень хочешь жить. Но бочка быстро, хотя и плавно мчалась мимо. Попробовать отвязаться? Узел размок. Разве что о шершавый камень перетереть. Но для этого нужно остановиться. Эх, не надо было терять тесак.

Поглядев в другую сторону, альт Грегор увидел пологую воронку, кружащиеся в ней клочья пены, обломки «Бархатной розы», моряков, чей плот всё-таки развалился, не выдержав напора воды. Некоторые из них упрямо пытались выгрести в сторону суши, другие прекратили сопротивление, ещё живые, но уже мертвецы, принявшие смерть в сердце своём. Вместе с сотоварищами плыл и заколотый Лансом паренёк. Его догоняла доска от обшивки борта. Далеко впереди, на пару саженей глубже уровня моря и ближе ко дну, менестрель заметил тушу дельфина или китового детёныша.

В бездну шли все — мёртвые и живые, люди и звери.

Так началось погружение. Долгое движение по кругу, и с каждым разом серовато-зелёный с полосами жёлтой пены склон сверху рос. Вскоре айа-багаанцы заметили Ланса. Начали что-то кричать, но рев разбивающихся о скалы волн начисто заглушал все звуки. Казалось, что человек просто открывает рот, как рыба, оставшаяся на отмели. Менестрель послал им воздушный поцелуй, вызвав бурю негодования. Бородач со сломанным носом и серьгой в ухе принялся делать руками неприличные жесты, лишь отчасти понятные — видимо, альт Грегор слишком мало прожил на южных островах или общался с излишне благовоспитанными людьми. Закончилось тем, что у матроса выскользнула из-под локтей державшая его на плаву доска, и он начал тонуть. Ланс осенил его знамением Вседержителя и отвернулся. Дураков, конечно, жаль, но если бы они не гибли, то заполонили бы мир. А так относительное равновесие соблюдается.

Благодаря бочке, менестрель заметно отставал от товарищей по несчастью. Они это заметили и не преминули выразить неудовольствие. Особенно усердствовал вынырнувший всё-таки бородач. Ланс уже начал жалеть, что не его пырнул тесаком.

Первым из их весёлого общества исчез дельфин. Куда его уволокло? В какие глубины? Никто из трагерцев не рассказывал, какой отметки достигает лот между островами Святого Игга. Может, потому, что не нашлось смельчака, который попытался бы замерить? Ланс попытался прикинуть, на сколько сможет задержать дыхание и как глубоко успеет опуститься, прежде, чем давление воды не расплющит грудную клетку и не лопнут барабанные перепонки?

Один за другим в бездне скрывались моряки и деревянные обломки. Наконец Ланс остался наедине с парой бочек, если не считать той, с которой почти сроднился благодаря крепкой верёвке. На перекладине не вздёрнули, так сам себя привязал…

Внезапно «стены» воронки поли мелкой рябью, которая становилась всё крупнее, превращаясь в полноценные волны. Дно, куда исчезали поглощаемые водоворотом люди и неживые предметы, вспучилось, как если бы из глубины поднимался наверх огромный пузырь. Упругая водяная поверхность подхватила менестреля и неразрывно связанную с ним бочку, подбросила. В голове у Ланса крутилась единственная мысль — в мире, под солнцем и луной, нет ничего равного по мощи океану. Если когда-нибудь море и суша вступят в схватку, то нет никаких сомнений, кто выйдет победителем. Мир станет тогда сплошным океаном, как и до начала Творения, когда Вседержитель, носившийся над морем, задумал создавать твердь.