Импровиз. Надежда менестреля

Впервые в его жизни возникла женщина, ради которой он мог отказаться и от музыки, и от гордости. Слава — тлен. Что может быть важнее любви?

Несмелый стук, неслышный шаг…

Щекою к тонкому запястью.

Скиталец, музыкант и маг,

Тебе не дать девице счастья.

Укол, рипост, танцует сталь,

Сменяет терцию секунда,

Пусть ничего теперь не жаль,

Топтать ногами гордость трудно.

К горячей шее скакуна

Припав, он мчит от горькой правды

И словно омуты без дна,

Горят в ночи глаза-смарагды.

Он больше не побежит. Никогда. Вернее, побежит, но не от Реналлы, а к ней. Чего бы ему это не стоило. Даже если придётся переплыть океан. Без корабля, лодки или плота. Перейти материк. Пешком, если не сможет найти коня или карету.

Ощущая небывалый подъём, Ланс направил во флейту столько магии, сколько мог, лишь бы не разрушить инструмент. Звук возвысился до предела слышимости. Душа требовала ускорить мелодию, но, проявив завидную силу воли, чего не ожидал от себя, менестрель, напротив, замедлил её, повёл тоскливо и протяжно, как звучит волынка кринтийцев.

Он сознательно берёг силы. Растягивал удовольствие. Ведь спать не хотелось совершенно, несмотря на испытания, выпавшие на его долю за сегодняшний день.

Смеркалось. Алый солнечный диск садился в море, рисуя исчёрканную волнами, мятущуюся «дорожку», которая напоминала кровавый ручей, хлынувший вдруг из разверзнутой раны водоворота. Лишь когда взошла луна, менестрель отпустил магию и прилёг на неровной поверхности скалы. Частично высохшая одежда холодила тело, втыкались под рёбра и в поясницу неровности камня. Но это досаждало не больше чем плеск волн у подножья скал.

Обычно после выступления он всегда ощущал усталость, отдавая слишком много сил на управление магией. Если бы не старинная шпага, то выжал бы себя, как лимон ещё лет десять-пятнадцать назад. Сейчас же, под звёздным небом с густо-жёлтым серпом луны, казалось, что Ланс альт Грегор сам стал частью окружающего мира — морем, базальтовыми громадами островов, чёрно-фиолетовым сводом с разноцветными огоньками в вышине. Магия пронизывала его, как и всю природу.

Может именно умения пропускать Силу через себя, используя лишь необходимую, строго ограниченную, толику, и делало древних магов столь сильными, что по утверждению Нор-Лисса они достигали могущества, позволявшего уничтожить мир?

С этими мыслями он уснул сном младенца, ладонью прижимая к груди сложенный лист с портретом Реналлы, который так и не рискнул вынуть, зная, что увидит лишь размокший кусок бумаги.

[1] Пируэт — разворот лошади «вокруг собственного крупа». Каприоль и баллотада — прыжки лошади на месте с различным положением ног.

Глава 7, ч. 1

Солнечный луч скользнул по щеке, лизнул нос и остановился на опущенных веках менестреля.

Ланс зашевелился, потёр нос и чихнул. Сон как рукой сняло.

Но и вставать не хотелось. Он с наслаждением вытянул ноги под тёплым одеялом и несколько мгновений лежал, зажмурившись, прислушиваясь.

Снова на корабле.

Плескала вода в борта, поскрипывали снасти. По палубе протопали чьи-то босые ноги. Хриплый голос с явным трагерским выговором рявкнул:

— Почему холодный?!

— Я грел! — ломающимся голосом, пискнул подросток. Должно быть, юнга.

— Я тебе дам «грел»! Мой грог должен обжигать горло! Линьков захотел?

— Я быстро! Я сейчас!

— Я тебе дам «сейчас»! Давай уже… Тьфу, гадость! Зачем столько корицы вбухал? Почему имбиря мало?

Шлепок хорошей затрещины прокатился по палубе, отражаясь от надстроек.

Помимо воли Ланс улыбнулся. Как здорово! Сейчас он сам готов получить подзатыльник, только бы лишний раз убедиться — это не сон.

Да какой может быть сон?

Он на корабле. Трагерская галера-бастарда — от привычной ему фусты она отличалась большим водоизмещением, круглой кормой и дополнительными парусами на бушприте. С нею в рейд вышли и две фусты, но капитан «Сильной» настоял, чтобы уважаемого гостя принимали именно на борту его судна.

Решительно отбросив одеяло, менестрель поднялся с постели, которую уступил ему лейтенант трагерского флота, благородный Вито альт Габино из древнего Дома Бронзовой Кукушки. По знатности молодой человек значительно превосходил всех моряков на трёх галерах, как поодиночке, так и всех сразу, кучей, так сказать. Насколько понял менестрель, пран Вито сам настоял на службе лейтенантом, чтобы получить необходимый опыт и завоевать уважение прочих офицеров, тогда как незначительной протекции его батюшки, о котором альт Грегор был изрядно наслышан, хватило бы, чтобы его светлость великий князь Пьюзо Третий альт Ортега выдал молодому человеку патент капитана. Ланс разделял убеждения прана Вито — полгода службы на «Сильной» под началом капитана Жозу альт Иниго дадут больше, чем самостоятельное командование, когда по неопытности можно наломать дров. А ведь на носу война с Браккарой, о чём спасённый узнал не далее, как вчера.