Читаем In medias res полностью

В схватке велений настоящего и памяти о прошлом и проявляется судьба. Судьба – это не что-то постороннее, толкающее тебя в спину. Всё делаешь ты сам. Сам выбираешь путь. Но выбираешь то, что возможно для тебя, посильно. Какие-то варианты поведения оказываются для тебя нереальными, «не твоими». Ты избираешь свой вариант, потому, что другие – как бы не подпускают тебя к себе, «отталкивают». Среди них ты отыскиваешь свою «нишу». Она и оказывается твоей судьбой. Твоим сокровенным одиночеством.

* * *

Очевидно, сама единственность, уникальность реально случившегося и необратимого – при множестве возможностей в идеале – создает иллюзию предопределения и мистифицируется как судьба (рок). И поскольку реально осуществленное всегда расходится с идеалом, поскольку идеал всегда светлее, чище, ярче, выше осуществленного, реальность и истолковывается как нечто принудительное, навязанное человеку извне, с чем только остается примириться. А идеал – он всегда в туманной дали и не раскрывает всех своих грядущих каверз… Вместе с тем не совершившееся, оставшееся идеальным, постоянно казнит то, что совершилось, случилось, и унижает его. Случившееся, реализованное – вечно испытывает «комплекс неполноценности».

* * *

Судьба, жизненный путь, который, как кажется, сводит, соединяет идеал и реальность, на самом деле разводит их, – и душе ничего не остается, как покинуть свое несовершенное, уставшее, изношенное тело. Проблема судьбы – это проблема смирения перед неизбежным, понимания его. Понимания нереализуемости идеала в реальности. И в то же время – необходимости его зова. Ведь и этот зов небезоснователен. В нем – отражение потенций самой жизни, множественности ее вариантов, ее напора.

* * *

Можно ли быть свободным во всем? Едва ли! Устремляясь за своей свободой, мы должны опереться на свою несвободу. Свобода «наверху» сопряжена с несвободой «внизу». Дерево привязано корнями к земле. Целенаправленные усилия рук обеспечены упором ног.

* * *

На практике понятие свободы зачастую не содержит в себе подлинных альтернатив. Ибо проблема выбора встает перед нами (в предельном варианте) как проблема – либо подчинения жизненной необходимости, либо освобождения от нее – вместе с собственной жизнью. Свободным стал Лев Толстой, уйдя, наконец, из дома. Но тем самым он только лишь избрал свою смерть.

* * *

И все-таки, истинный смысл свободы – в возможности реализации. Разговоры о свободе духа – пустопорожни. Дух может быть свободен и в темнице, если у него есть силы для посягновения. Словом, в чисто идеальном плане ничто не мешает нам быть свободными, кроме самих себя (или того, что нам отпущено природой). Так что и говорить об этом нечего. Свобода начинается с проявления, а, значит, с деяния. Но деянием – и пресекается, исчерпывается.

* * *

Отношения человека с судьбой, по-видимому, напоминают ту ситуацию, когда служащий вынужден увольняться «по собственному желанию». То есть формально в своем деянии свободен. Но его подвели к этому, что, однако, не фиксируется заявлением. «По собственному желанию» – лукавая формула, предлагаемая нам судьбой.

* * *

Необратимость времени, неповторимость совершившегося как раз и являются тем, благодаря чему случайность возводится в ранг судьбы. Поэтому свобода выбора – иллюзорна. «Предопределение» – в самой единственности для данного времени, данного момента каждого нашего шага. В невозможности его переделать, переиграть. Идя тропой неповторимости, мы и прочерчиваем линию предопределения.

* * *

Предопределения – нет. Но единственность реального пройденного пути создает иллюзию предопределенности. Это как бы предопределенность с точки зрения будущего, из будущего, – по отношению к минувшему, прошлому. Следствия, так сказать, выискивали – и выискали! – свои причины! Хотя само будущее – из настоящего – вероятностно.

* * *

Любой поступок – ловушка. Ибо он завлекает в лапы судьбы. И свобода в момент выбора, тотчас же после его свершения оказывается несвободой. Будучи в узком тоннеле и остановившись на миг перед открывшейся его развилкой, ты – так или иначе – (и в этом акте взвешивания вся свобода!) опять попадаешь в один из узких тоннелей. И с годами он – всё уже…

* * *

Казалось бы, каждый человек располагает свободой выбора. И в то же время эта свобода оборачивается предопределением. Как совместить свободу и судьбу? Очевидно, дело в том, что не только человек делает (совершает) поступок, но и поступок делает человека. Поступок – это обязательство. Таким образом, оказывается, что человек вроде бы свободен перед своим будущим, но не свободен перед своим прошлым. Это прошлое, заключенное в нем самом и «отвердевшее» в его характере, оказывает давление на будущее, определяя выбор возможностей. Поэтому человек свободен, скорее, в своем воображении, нежели в реальности.

* * *

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное