In medias res

В последние месяцы своей жизни мама практически не вставала. Но ясность сознания, а также заинтересованность всеми семейными делами ее не покинули. Безразличие не коснулось ее, не отгородило от окружающих. Мое душевное состояние она всегда улавливала, как чуткий и безошибочный барометр. И не расспрашивая ни о чем меня впрямую, жадно старалась поймать и связать воедино то, что говорило о сути моих душевных переживаний. Я невольно приносил ей свою усталость и раздражение. И ее бдительная забота казалась мне навязчивой, тяготила меня. Я не сдерживался, срывался. Отталкивал «приставанья»… А ведь ей своей заботой всего лишь хотелось доказать – прежде всего самой себе, – что она еще – хоть капельку! – нужна, что она еще существует! Ничего больщего она уже предложить не могла. А я тогда еще не понимал, что это и есть самое «большее». Самое большое…

Переданные и доверенные мне признания мамы – мое драгоценное наследство….

Время, судьба, свобода…

Вспомнились вдруг голодные послевоенные годы. Трезвенная юность. И только – хмель дружбы, кружащий голову подобно хмелю любви, но, пожалуй, еще более возвышенно, одухотворенно. Хмель первого признания. Свои масштабы, свои котировки. Главное же, аванс доверия со стороны сверстников, со стороны поколения. И ответное чувство окрыленности от безоглядной веры в себя. Токи взаимопонимания, общности… А на столе, если что и стояло, то какая-нибудь бутылка лимонада. Пьянил лимонад, олицетворяя нашу – рвущуюся, как его пузырьки, вверх – устремленность…

* * *

На днях по телевидению в передаче «Смех сквозь годы» услышал хохму, причем, явно – по нынешним временам – запоздалую: «Язык – не только до Киева, язык до Магадана доведет». Когда-то, очень давно, чуть ли не в Загорске (1944 год!) я додумался до этой игры слова, тогда куда более актуальной, перелицевав известную поговорку. Не тешу себя мыслью, что именно мое «открытие» пошло в ход, и, сделав огромный оборот в пространстве и времени, вернулось ко мне с помощью телеящика. Вряд ли могло быть так. Скорее всего, сама потребность в подобной поговорке уже назрела, время было беременно ею, а структура языка предопределяла возможность именно такого оборота. Вот и произошло выявление латентно существовавшей и как бы закодированной идеально реальности. Не по подобной ли схеме срабатывает судьба? В основе ее свершений – действие «балансира», на одном конце которого «отвердевший» и «записанный» опыт прошлого, его инерция, его давление; на другом – «незаписанный» и еще «плывущий», но оказывающий – также! – свое давление спектр возможностей будущего. Собственно, под напором того и другого, в стыке разнонаправленных циклонов и возникает решение, в той или иной форме, в том или ином масштабе принимаемое чуть ли не каждую минуту.

...

22. 07. 91.

* * *

Давление прошлого – оно очевидно. Это и традиции, и нормы поведения, и привычки, и вся совокупность технического и культурного развития, которую мы принимаем от предшествующих поколений. Давление прошлого мы испытываем и лично, подчиняясь выработанным стереотипам, логике собственного характера, обеспечивающего внутреннюю преемственность нашего бытия. Наши долги, наши привязанности, наши принципы и наши иллюзии – во всем этом проявляется давление прошлого. И оно идет от не реализованного, но ждущего реализации – возможного. Будущее – в линиях возможных «расщепов». Наверное, в самой структуре (каким-либо образом) организованной материи есть такие линии, как скажем, они имеются в текстуре древесины: полено колется так, а не иначе, – потому что мешает сук… И то ли оттого, что жизнь забывчива, в ткани ее настоящего всё время образуются прорехи. Случайная оплошность становится той щелью, в которую стремится протиснуться мрак будущего. Не о том ли вопиет Чернобыль? Да, будущее возвещает о себе, прежде всего, реальной возможностью катастрофы. Человечество и живет в постоянной борьбе с опасностями будущего. И когда они «подступают к горлу», – отыскивает какое-то решение или, вернее, отодвигает катастрофу. Потому настоящее – всегда область принятия решений, всегда – в той или иной степени – развилка.

* * *

Может быть, прогноз, предвиденье будущего, таится в точном знании прошлого? Ибо будущее – это, так или иначе, реализация потенций настоящего, так или иначе – результат прошлого. Может быть, знание, точное ощущение собственных потенций и приоткрывает завесу будущего? Ведь что-то рождается из чего-то. И когда мы оглядываемся назад, то, всё же, устанавливаем сцепление причин и следствий. Но вот вопрос: почему перспектива будущего всегда столь гадательна? И каждый миг в нее может включаться нечто новое, прежде неучтенное…

* * *