Иначе не могу

Припоздавшее такси — повезло! — уставилось на него вытаращенными желтыми глазами. Уже в машине Сергею вспомнился старый анекдот, из которого вытекала мудрая житейская мораль: попал в нечистоты — так не чирикай. Он расхохотался.

Смертельно уставший шофер воззрился на него.

— Лето. Настоящее лето, — сказал Сергей.

Факелу не хотелось умирать. Он угрожающе ревел, но невидимая петля сдавила его раскаленную глотку. Мало-помалу отчаянные прыжки пламени становились все слабее, факел опадал, как опадает платье у танцовщицы во время резкой остановки в разгар пируэта. Джин, отплевываясь, втискивался в кувшин. Фантастическая пляска теней в лесу замирала, тускнела.

— Все! — крикнул Анатолий, плотно заворачивая штурвал задвижки.

— Конец дохлому котенку. Теперь конец, — констатировал Коля Калинников.

Любка плотно прижала к себе локоть Дины. Обе они стояли на земляном валу, стройные, притихшие от торжественности момента и чем-то неуловимо похожие друг на друга.

— Не верится даже, что мы это сделали. Да, Дина?

— Молодцы.

Лес молчал. Заплутавший ветерок качал вершины, ища выход. Все уселись на куске старого брезента, расстеленном неподалеку от факела.

— Шампанское где, Толя? — подала голос Люба.

— В принципе, здесь. — Анатолий оказался неожиданно рядом, словно отделился от глухой синеватой стены. — Только… два пузыря. Все равно, что слону таблетка аспирина. Ничего. Девам… пардон, женщинам хватит. У нас свое…

Сафин поудобнее устраивался на брезенте.

— Вы что будете пить, теть Настя?

— Шампанского уж, что ли. Чего ж отделяться от баб. На помин души факела. Придумали…

— Я за здоровье собственного костюма. С лавсаном. Будущего, конечно. А что? Товарищ Семин, одетый в попутный газ. С запахом, — балагурил Анатолий.

— Давайте за то, чтобы не горели больше такие драконы! — провозгласила Любка.

— Вечная память огню убиенному. Да не пребудут в юдоли скорби и печали враги его лютые — человеки. И даждь, и днесь, и присно, и вовек! — неожиданно провозгласил Генка.

Все расхохотались и выпили.

— Жаль, Сергея Ильича нет, — вздохнула Любка. — Некогда, говорит. Расширенный технический совет.

— Это точно, Любаша? — Дина отставила стакан с пронзительно холодным шампанским. — Ребята, у него сегодня важный день Вот бы узнать.

— Телефон не работает, — развел руками Сафин и уколол ее: — Сама, Дина Михайловна, виновата. А что за важный день такой?

— Совет должен обсудить его статью в газете, так я поняла. — Все внимательно слушали ее, и Дина поняла, что грубоватый, вспыльчивый Сергей близок им по-настоящему и даже позавидовала ему: с таким острым интересом они расспрашивали ее. И на секунду кольнула мысль: даже здесь, на проводах факела, я случайный человек. Любка позвала — и только.

— А если не поддержат?

— Ну, да. Азаматов в обиду не даст.

— Зато Фатеев.

— Нашему теляти да волка съесть.

Анатолий был настроен пессимистически.

— Наши шибко красивые слова о поддержке Сергея — что зайцу парафин. Просто надо завалиться к Старцеву домой, а то возьмет да застрелится.

— Толя! — дернула его за рукав Любка.

— Поддержка?.. Это все словеса. Еще Декарт как-то…

— О-ох! — пронеслось над поляной.

— Неудобно, Геннадий. Уже половина двенадцатого. Родители спят уже, наверно.

— Нет их дома, Сергей Ильич. Уехали на свадьбу — двоюродный брат пригласил. Сестренка одна дома, да она… — он запнулся.

— Что?

— Так. В общем пошли. Вишневую настойку пьете?

…От этого вечера осталось щемящее чувство. Сергей долго не мог освободиться от ощущения вины перед Генкой. Вот ты какой, Генка-теоретик, оператор второго разряда! Эх, ты, Старцев, начальник передового участка. Ничего-то ты не понимаешь в людях!

…Генка безудержно болтал, сводя свою мысль к забавному и наивному философствованию, приводя неожиданные аналогии. Сокрушался, что его, Сергея, не было на проводах факела. Внезапно перешел на историю якутских алмазов, затем раскритиковал братьев Стругацких. Слова непрерывным потоком срывались с его губ. «Что с ним? — удивился Сергей. — Надрался на проводах факела, что ли? Да нет, вроде, просто навеселе. Или он всегда такой, а я не замечал?»

Маленький, состоящий, казалось, наполовину из стекла, домик притаился в глубине тополиного сада. Уже взойдя на крыльцо, Геннадий обернулся к Старцеву:

— Вы только ничему не удивляйтесь, ладно? Чувствуйте себя, как дома. Входите, пожалуйста. — И распахнул дверь.

Войдя в комнату, залитую светом матовой лампочки, Сергей огляделся — и замер.

На него смотрела девушка-подросток. Он инстинктивно сделал шаг назад, но наткнулся на стоявшего за спиной Генку.

— Зд… здравствуйте…

— Здравствуйте. Меня зовут Ирой. А я вас знаю. Вы Сергей Ильич Старцев, Генкин начальник. Вы грек или цыган? Наверно, грек все-таки. — Девушка говорила звонким голосом, но он, казалось, принадлежал не ей, а кому-то другому, скрытому от глаз посторонних.

— Правильно, Ира, это он… Вот… пригласил в гости. У нас, кажется, есть вишневая настойка? — Генка говорил торопливо, проглатывая окончания слов.

— У нас и водка, по-моему, есть.

— А ты ужинала? Я приготовил утром гречку с тушенкой.