Капитан Винсент, недружелюбно покосившись на поверенного в делах восточного гостя, очередной раз выглянул в окно. Дабы не привлекать внимания с улицы, он благоразумно занял позицию сбоку от проёма. Несколько его людей дежурили у дверей парадного и чёрного входа, ещё двое изображали телохранителей, ожидающих выхода хозяина из дома неподалёку, один засел на чердаке, обозревая улицу. Всё было предусмотрено для того, чтобы при появлении некоей графини де Монферрей, в карете ли, в портшезе или пешком, явной или старающейся быть неузнанной, подать знак тем, кто в доме. И уж не дать злодейке скрыться.
— Всё очень просто, и без разглашений каких-либо тайн, — вполголоса, как и Винсент, отвечал бывший писарь. — Когда за господином Полем приехали…
Прервавшись, с беспокойством оглянулся на спящих пациентов маленького лазарета. Теперь уже никто не мог назвать мужчину, заснувшего, наконец, глубокий здоровым сном, и четверых его сынишек — жертвами, совсем близко подошедшими к последней черте. Даже не верилось, что недавние четыре часа прошли в изнурительной борьбе за их жизни. Постоянные обтирания мокрыми простынями — ибо через выпоты проступали частички яда; отпаивание настоем чудесной скорлупы Рухх, а заодно и наперстянки; поддержание в гостиной нужного тепла, поскольку излишнее охлаждение или перегрев чреваты новыми приступами озноба или жара; бесконечные разминания рук и ног, сводимых судорогами… Аннет спотыкалась от усталости, хоть и ухаживала лишь за дочерями Джоанны: их всё же перенесли сюда, вниз, перегородив угол гостиной лёгкой раздвижной ширмой. Уход за мужчинами полностью взяли на себя рейтары; те, кто умеет убивать, смогут, в случае надобности, на ноги поставить и мёртвого! Было бы чем.
Маленький доктор Поль, казалось, раздваивался, а то и растраивался, успевая заглянуть за ширмы, притащить из кухни очередной кувшин горячей воды, проверить пульс у пациентов, взять пробы золы и сажи из каждого очага и поместить в отдельные мешочки для дальнейшего исследования, послать в монастырь святой Урсулы за монашками-сиделками для Коры и Жанны… Сейчас он, воспользовавшись затишьем, что-то записывал в толстую тетрадь, пристроившись у окна. Тоже сбоку, по настоянию капитана, чтобы не отследили с улицы возможные чужаки-наблюдатели. А глаза всё-таки тёр, маленький доктор, устал, устал…
— Когда за господином Полем приехали, — шёпотом продолжил Бомарше, — он как раз находился у Фати… у госпожи Фотины. Та почувствовала, как ей показалось, некие тревожные признаки и послала за помощью, на самом деле это впервые шевельнулось дитя во чреве. Доктор проводил успокоительную беседу, когда нагрянул лейтенант Лурье.
— Что, прямо в покои гостьи? Вот наглец… Он её не испугал подобной бесцеремонностью?
— Ну что вы, капитан. Как-то Фатима призналась мне, что после тюрьмы и суда она уже ничего не боится. Разве что возвращения деверя; но от этого страха она совсем недавно благополучно избавилась.
— Осудили?
— Да. Отправили на галеры. Так вот, лейтенант Лурье был чрезвычайно учтив и галантен, но подгоняя… настаивая, чтобы доктор поспешил, прибегнул несколько раз к таким аргументам, как «возможное отравление», «сильнодействующий яд» — чтобы сразу предупредить о трудностях, с которыми, возможно, придётся столкнуться. Это, кстати, помогло господину Вайсману запастись всем необходимым; вы заметили, насколько подготовленным он сюда приехал? А потом к Фатиме заглянул её почтенный батюшка…
Капитан усмехнулся. Было у него нездоровое предчувствие, что совсем скоро придётся Огюсту Бомарше, как честному человеку, называть почтенного османца и с в о и м батюшкой… Если герцог дозволит. И, конечно, даст согласие родитель прекрасной Фатимы.
— …и выразил удивление столь поспешным отбытием «учёного отрока», как он называет нашего дока. Госпожа Фатима — вы же понимаете, как истинная дочь Евы, не могла умолчать о том, что произошло у неё на глазах. На мой взгляд, она даже немного сгустила краски…
Доктор Поль вновь устало потёр глаза, прислушался к тихому стону за ширмой и вскочил. Как охотничий пёс на свист…
— Господин Суммир тотчас ушёл к себе, попросив непременно его дождаться — и вернулся с этим самым снадобьем. Он очень проницателен, наш гость. Он сказал: «Я не стану спрашивать, кому и где грозит опасность, но мой священный долг — помогать во всём нашему почтенному правителю и его людям. Поспешите, друг мой, и пусть на ногах у вас вырастут крылья!» Так вот поэтично, да. После такого напутствия мне ничего не оставалось, как направить коня сюда, к вам.
Капитан насмешливо прищурился.
— Куда именно — «к нам», господин Бомарше?
— Шутить изволите, господин капитан, — не менее ехидно ответствовал бывший писарчук. — Чай, в одной службе лямку тянем.
— Приятно видеть, что за амурными делами вы не забываете о служебном долге.
— А вот вы…
Бомарше скосил глаза на ширмы. Винсент настороженно приподнял бровь.
— Продолжайте.
— А вот вы, сударь, похоже, все силы отдаёте служебному долгу, не замечая того, что творится у вас перед носом.