Иная судьба. Книга II

И только сейчас заметил, что доктор застыл в неудобной позе на корточках, не шевелясь. Винсент стянул с руки собственную перчатку и подставил под ключ. Сдержав вздох облегчения, доктор опустил смертоносный предмет прямо в раструб.

Правильно. Осторожность и ещё раз осторожность.

Поднявшись на ноги, капитан помог встать доктору Полю. С другой стороны того подхватила Аннет — и успела бросить выразительный взгляд.

Да. Всё так, как они думали. Гордон просто-напросто избавился от ставшей ненужной шпионки, подставив её под злодеяние, которое совершил сам.

— Положить её отдельно от других, — распорядился Винсент. Стряхнул оцепенение. — И обыскать. Очень осторожно. Аннет, справишься?

И не хотелось давать подобное поручение, но… Женщина быстрее сообразит, где другая женщина может запрятать всякие нужные мелочи, вроде пузырька с ядом или портального амулета. Нужно было собрать все доказательства. Все.

Жаль, не успели вызвать менталиста. Однако Гордон не дурак. Скорее всего, вместо обычных, читаемых спустя ещё несколько часов после смерти мозгов, в голове у Дианы сейчас жидкая кашица. Приходилось и с таким сталкиваться…

— Капитан? — окликнули его.

Бомарше протянул ему знакомую тетрадь.

— Я тут запротоколировал, что мог…. Мои извинения, господин Поль, но у меня с собой не оказалось бумаги, пришлось позаимствовать ваши записи. Я потом пришлю вам новый журнал… Господин капитан, вот тут и вот тут, на двух листах, поставьте подпись о засвидетельствовании показаний.

Капитан поднял глаза.

— Вы что же… Как вы успели, Бомарше?

— Привычка, сударь. — Тот скромно потупился. — За всеми записывать…Одну лямку тянем, господин капитан. Вы же как-то успеваете…

* * *

Его Величество король Генрих долго всматривался в мёртвое лицо бывшей возлюбленной, похожее на восковую маску ужаса. Нет, не такой он хотел бы её запомнить… По горькой иронии смерть наложила на убийцу ту же личину, что на жертву, вольную или невольную — на жену Генриха, Марию Валенсийскую. Странно и страшно были схожи эти женщины. Одна, возлёгшая когда-то на пышно убранный катафалк, утопающий в белых розах, которые лишь усугубляли неживую желтизну лица, так и не обмякшего после предсмертной судороги… С тех пор Генрих не выносил розового аромата, навек связанного в памяти со сладковатым душком тлена.

И другая, покоящаяся сейчас на простой деревянной скамье, в тряпье, чернеющем сквозь прикрывающую тело холстину… Почему-то всё время так и хотелось опустить глаза: там, под скамьёй, валялась осиротевшая миниатюрная туфелька с ножки покойной. Маленькой ступни с ухоженными пальчиками, которые Генрих любил пощипывать, снимая чулок с возлюбленной…

А она, оказывается, то и дело лгала, и теперь не узнаешь, сколько же в её любви оставалось правды.

Как он иногда бывает слеп…

Однако ненависти к Диане не было. Лишь к тому, кто так безжалостно и беспринципно использовал легкомысленную и честолюбивую женщину в своей грязной игре. Политика сама по себе чистой не бывает, но… Генрих имел представление о секретных службах многих государств. Так подло, как Гордон, со своими людьми никто не поступал.

Он отвернулся.

— Можете увозить. Нет, стойте.

Помолчал. Кивнул на туфлю.

— Обуйте её.

…С самого утра его снедали беспокойство, глухая тоска. Неясное предчувствие, что вот-вот что-то случится. И когда, ближе к концу мессы, увидел пробирающегося в просвете между церковными скамьями посыльного, обречённо подумал: вот оно… началось.

В тот момент он, с замиранием сердца, вспомнил отчего-то не о Диане, но о своей последней женщине, промелькнувшей в его жизни случайно, но вот никак не выходящей из ума, хоть самому зови менталиста. А ну, как она не смогла пережить ментального воздействия? Говорят, такое бывает. Или вообще отказалась забыть, подалась в бега, попала в беду… Ани, маленькая Ани, ростом едва достающая ему до плеча, такая трогательная и дерзкая, послушная и — для кого-то ещё, он чувствовал это по скрытому огоньку и задорности — строптивая; нежная и понимающая, исцелившая его тоску… Впрочем, возможно, что сейчас она его уже не помнит. Не из-за ветрености, а потому что сам это приказал, дурак.

Невыносимо.

Он видел, как леденеют глаза Жильберта, проглядывающего принесённые бумаги. Что ж, если доставили прямо в Храм — случилось нечто, из ряда вон выходящее. Герцог повернулся к секретарю, сказал несколько слов… Тот отдал распоряжение слуге. Отчего-то сегодня при Жильберте д’Эстре присутствовала лишь одна тень, второй — капитана Модильяни — не было видно. Герцогиня робко о чём-то его спросила. Натянуто улыбнувшись, его светлость шепнул ей несколько успокаивающих слов.