Но по его отсутствующему взгляду было видно, что мыслями герцог уже не здесь. Уходить со службы до её завершения представлялось немыслимым, какой пример подданным? Приходилось терпеливо дожидаться конца. И вот что интересно: депешу, доставленную герцогу, отследил не только Генрих. Уж каким образом его высокопреосвященство Бенедикт сумел просчитать важность происходящего, но только буквально через четверть часа после заключительного «Amen!» сидел в одной карете с герцогом и королём, напряжённо постукивая носком кавалерийского сапога в пол, и заглядывая — с высшего соизволения, конечно — в протокол допроса Дианы де Монферрей. Далее шли докладные менталиста, и, с некоторым нарушением хронологии событий, записка капитана Модильяни к его светлости с кратким описанием сути заговора, сообщением о предстоящей засаде в доме Дюмона и просьбой по возможности предоставить им в помощь доктора Вайсмана.
Как и предполагалось, предсмертных воспоминаний с графини Монферрей снять не удалось — из-за сильного воздействия яда на мозг. Но образы, считанные из головы погибшей служанки, давали ясную картину стороннего воздействия. Помимо подкупа, девушку целенаправленно подтолкнули на нанесение вреда хозяевам, а именно: владельцу дома и его сыновьям. Она-то этого не сознавала, но покорно, как овца, исполнила всё, что от неё требовалось. И даже замела за собой следы. Вернее, попыталась…
А её любовником оказался Вальтер Кросс, хорошо известный менталистам, как талантливый медиум, обладающий недюжинными способностями к подавлению чужой воли и внушению чёрт-те чего, что взбредёт в голову. Полгода назад он вроде бы как пропал — труп в его мантии выловили из Луары. Ан нет, вот и объявился, живёхонек. На службе у Великой Бриттании…
Читая, Генрих судорожно сжимал и разжимал кулак. Вспухали вены, ногти едва не до крови вонзались в мякоть ладоней. Сердце билось в рёбра сумасшедшей птицей, пока, наконец, Бенедикт Эстрейский не возложил твёрдую длань на королевскую макушку, одарив насильно просветлением мозгов и вынужденным спокойствием. После чего Его Величество мог некоторое время спустя без особого волнения созерцать в последний раз чело покойной фаворитки-отравительницы…
Проводив взглядом процессию, уносившую бренные останки к похоронным дрогам, он стряхнул оцепенение. Жизнь закончилась не для всех.
— Сир?
Конечно, это был Дитрих. Неугомонный святоша всегда крутился рядом в самые горячие для него моменты.
— Сир, ваши… родственники чувствуют себя намного лучше. Но здесь ещё две девушки, падчерицы господина Жана. Его высокопреосвященство просит вас о воздействии. Сам он только что потратился на барьер…
— На что?
— Магический барьер, сир. — В голосе духовного советника слышался явный упрёк. — А я всегда говорил, что не надо перебарщивать с секретностью. Вам надо было сразу распорядиться об установлении защиты, едва вы узнали о своём двойнике, к тому же, ещё и родственнике. Вы должны понимать, какая это приманка для ваших недоброжелателей.
— Моя вина. — Генрих помолчал. — Что там с девушками?
— Им досталось меньше всех, но хуже всех, я бы сказал. Яду просочилось немного, воздействие ослаблено сквозняком, но сами они оказались слабее, или, вернее сказать…
Король остановил его жестом.
— Веди. Потом объяснишь.
Маленький лазарет всё ещё располагался в гостиной: доктор Поль категорически запретил переносить пациентов куда-либо. Спальни были им объявлены категорически непригодными для жилья, поскольку ядовитые испарения могли остаться в стенной обивке, балдахинах, осесть на одеялах… Но и о том, чтобы вывезти пострадавших из дома, не могло быть и речи, пока лихорадка не пройдёт окончательно. «Английский пот» был весьма гадкой болезнью, реагирующей на малейшие изменения вокруг больного. Тряска в карете или на носилках могла уморить людей окончательно.
Ещё сутки, твердил доктор. Для мужчин кризис миновал, но надо благополучно пережить ночь, чтобы в этом убедиться. Если к завтрашнему утру Поль Вайсман признает их состояние удовлетворительным, тогда день-другой спустя можно будет перевезти их куда-нибудь недалеко, где много чистого свежего воздуха… А ещё лучше — за город. Для полного выздоровления это было бы идеально.
Вот только Жанна и Кора, падчерицы, были по-прежнему очень плохи, что настораживало. Смерть по-прежнему цепко держала их в потных лапах, явно не довольствуясь малой жатвой. Впрочем, её урожай мог оказаться и больше, не вздумай находчивый докторус отпаивать здоровых ещё людей настоем волшебной скорлупы; да что там, он ведь и сам едва не заболел, надышавшись отравы.
Присев на край дивана, король осторожно пожал слабую руку мастера Жана. Тот в ответ лишь шевельнул пальцами и прикрыл веки — на большее хватало сил. Лихорадка выматывала человека донельзя, а главное — ослабляла сердце; вот почему по велению доктора скупались все запасы наперстянки из закромов ближайших аптекарей. Малейшее движение вызывало трепыхание сердечной мышцы, а более серьёзная нагрузка могла закончиться летально.
Генрих ободряюще похлопал мастера Жана по ладони: