— Блестяще. А ты — угомонись, мастер Жан! — И при этом почему-то обращался к Анри. — Где уж бывшему кузнецу, только что от наковальни, разбираться в законах? Вот Его Величество Генрих, — махнул в сторону обессилевшего после краткой речи Дюмона, — только что пытался всем нам напомнить, что о тебе, мастер Жан, в сущности никто ещё ничего не знает, и конечно, толстый боров, посылая сюда крошку Фифи, метил-то именно в него! — Тычок пальцем в сторону Жана. — В короля! Я всё правильно понял, ваше величество? — Нижайший поклон в ту же сторону. — Напомню тем, кто читал невнимательно: бритт считал, что в этом доме именно Генрих прячет свою тайную семью; он и метил-то в детей Генриха, а если удастся — то в него самого. И вот он, наш государь всея Франкии, из-за злодейских промыслов оказался на почти смертном ложе…
Шут возвысил голос и почти натурально всхлипнул.
— Паяц, — опомнившись, с непередаваемым удовольствием отметил Дитрих. — Но какова идея, а? А ведь это выход, сир!
Его величество зажмурился.
Что происходит?
И вдруг понял.
— Да, — подтвердил деревянным голосом. — Да. Я… забылся. Жиль… Чёрт, прости, как тебя… Его светлость, напишешь ты, наконец, этот чёртов приказ об аресте или нет?
Герцог саркастически приподнял бровь.
— Слушаюсь, мастер Жан.
И вовремя подскочивший Бомарше подал ему свежеотточенный карандаш, который давно держал наготове.
Ну, кузен, ну, удружил…
Король опустился на стул. Встретился взглядом с Жаном Полем Мари Дюмоном… и беззвучно захохотал.
— Кровь… — наконец, выдавил из себя, вытирая проступившие от смеха слёзы. — Вот она, кровь-то! Да хоть в какие лохмотья рядись — а ты наш, Жан, наш, Валуа… Много услышал?
Бывший кузнец усмехнулся.
— Достаточно. Раз уж мы родня… решил: побуду и я вместо тебя немного.
… Старый дом Дюмонов отчего-то совершенно не интересовал редких ночных прохожих, несмотря на то, что у крыльца давно уже стояло несколько карет, да с какими гербами! И самого герцога, и архиепископа… Магический барьер, наложенный по периметру Бенедиктом и Дитрихом, не только не пропускал враждебные воздействия, но и для профилактики праздного любопытства отводил глаза. Поэтому на здоровяка-рейтара, на ходу прячущего за пазуху какой-то пакет с печатью, и рванувшегося на горячем коне сразу в галоп, обратили внимание только тогда, когда он практически пролетел улицу Оружейников. Никто так и не понял, откуда он появился…
Всадник спешил в казармы. Лейтенанту Лурье не суждено было сегодня отдохнуть, ибо арестовывать бриттанского посла требовалось со всем почётом и уважением, и с солидным эскортом в придачу. И с парой менталистов. И в компании с монахами отца Бенедикта, поскольку сильно не понравилось советнику Дитриху, что в окружении будущего арестованного крутятся такие мутные личности, как недоутопленный Вальтер, маг-гипнот… Лучше подстраховаться. И лучше бы Джорджу Вильяму Гордону смиренно принять свою судьбу и последовать на постой к Александру Карру без всяких выкрутасов, а то ведь ребята-рейтары, насмотревшись на умирающих пацанов, даром, что не сентиментальны, а всё же малость осердились. Чуть скакни посол вправо-влево — подстрелят, ей-богу, подстрелят… как зайца.
Комнаты наверху были объявлены доктором Полем как запретные для посещения. Вот потому Аннет там и отсиживалась — в спальне Жанны и Коры, поскольку здесь её стали бы искать в последнюю очередь. Пока это её хватятся, пока начнут рыскать по чердакам и кладовкам, пока догадаются всё же сюда заглянуть… Времени достаточно.
Для чего? Да чтобы вспомнить всё, что стряслось за последние трое суток — а кажется, целую вечность! — осознать, поплакать немного по-бабски, себя жалеючи… Вытереть слёзы. Глубоко вздохнуть. И достать из потайного кармашка, который так кстати оказался в платье покойной госпожи Карр, маленькое зеркальце, которое, собственно, зеркалом-то и не являлось.
Когда Винсент попросил обыскать умершую Диану, Аннет об этом амулете и не вспомнила. Было не до того. Признаться честно, она жутко боялась прикасаться к мёртвому телу, ещё тёплому. И хоть умерла Фифи у неё на глазах, и не бывает у живых таких жёлтых губ и заострившихся носов, и посиневших ногтей, и скрюченный навек пальцев — Аннет тряслась от страха. Да, мёртвая! Но вдруг как откроет глаза, как вцепится зубами… отравленными… Она ничего не могла поделать с этими детскими страхами, оставшимися со времён, когда подслушивала матросские байки об утопленниках, морских дьяволах, русалках-упырях… Руки дрожали, до тех пор, пока, снимая новенький кошель придворной дамы с ветхого пояса нищенки, не прощупали сквозь бисерную обшивку округлый, плоский, твёрдый, как морской камушек, предмет. И вдруг сразу вспомнилось, ч т о именно всучил Гордон любовнице помимо флакона с ядом, отправляя на задание.
Портальный амулет.