…Бенедикт вернулся в полутёмную гостиную, где двух зажжённых канделябров по обе стороны длинного стола вполне хватало на то, чтобы осветить Малый Совет; а больше света и не требовалось, дабы не тревожить покой выздоравливающих. Никем не замечаемый до поры, до времени, архиепископ дождался отправки посыльного с приказом об аресте Джорджа Вильяма Гордона, и позволил обратить на себя внимание. Только сейчас король и герцог, Винсент и Бомарше, Дитрих и Пико увидели его, стоящего у окна и задумчиво обозревающего ночь. Впрочем, это для обычных людей темень оставалась таковой; Бенедикт, либо иное лицо духовного сана, либо маг тотчас разглядели бы вокруг дома Дюмонов контуры защитной сферы. Прочной, основательной, как и всё, что выходило из-под рук и духовной силы его высокопреосвященство.
— Засиделись, господа стратеги, — сказал он буднично. — Пора и честь знать.
С неожиданным смущением мужчины переглянулись. И впрямь… Забывшись, они упустили из виду, что госпиталь — не слишком подходящее место для военных советов.
— Едем к Карру, — поднимаясь, объявил герцог. — В Гайярд сейчас нельзя — жена из меня всю душу вытрясет, она ведь так ничего и не знает, а сообщать ей подобные новости лучше, когда всё уже обойдётся. У Карра, заодно, и Гордона дождёмся…
Ему вдруг вспомнился последний приезд бриттского посла в крепость, роскошная карета, въезжающая на тюремный двор, кучер и лакеи — с такими брезгливыми рожами, будто боялись запачкаться. В этот раз бритта ждёт совсем другой экипаж и уж далеко не радушная встреча. Одним разлюбезным разговором на пороге тюрьмы дело не кончится.
Вот только с пыточной надо быть поаккуратнее. Бриттский подданный, всё-таки. Во время казни на нём не должно быть видимых повреждений, иначе даже при соблюдении всех тонкостей международного права его, герцога д’Эстре могут обвинить в неуважении прав… нарушении конвенций… Надо бы очень аккуратно.
…Но до этого — в одиночную камеру. Только пусть сперва маги его прощупают с макушки до пяток, нет ли защиты или портальных вещиц. А тогда уже — в камеру. Плотно изолированную от магии.
Король думал о том, что, в сущности, это интересно — пожить не инкогнито, когда рано или поздно его начинают узнавать и падать ниц, а обычным дворянином средней руки, лишь недавно отстоявшим своё дворянское звание. Пусть вдовцом, но приятно отягощённым семейством из четырёх сыновей и двоих хорошеньких падчериц, которым теперь обязательно надо подобрать хороших мужей, пока не пошли слухи о свойстве девушек с особами королевской крови, и не налетели бы охотники до браков с приданым и связями. Он подыщет этим девочкам хороших парней. Вроде Пико, тот уже пойман за слишком частым посещением женскую половины гостиной, и чересчур активной стрельбой глазами в сторону мирно почивавшей Корделии. А ведь это мысль… Шут шутом, но он дворянин и при шпаге, жёнушку свою в обиду при дворе не даст. Да и пора ему остепениться…
А там видно будет. Пока король Жан выздоравливает, вроде бы как инкогнито — ввиду своей болезни пока не принимает желающих засвидетельствовать почтение… — мастер Анри проедется до Сара, посмотрит, как жил его кузен с мальчиками, как восстанавливается замок старого барона… Побудет простым человеком.
Бенедикт, не позволяющий Его Величеству вспоминать пока об Аннет — рано! — усмехнулся, и решил, что он-то, пожалуй, наведается в Гайярд, заблаговременно уведомив его светлость. Герцогу кажется, что он делает благое дело, держа супругу в неведении — на самом деле, ничто так не изматывает сильнее, чем неизвестность и ожидание. Маленькая герцогиня и без того встревожилась, когда в храме её супруг получил важную депешу; можно представить, как она извелась к этому часу! Бомарше его проводит. Хитрец, себе на уме в горстку, но до чего шустрый малый! Так и взял бы к себе в обучение, да капитан перехватил…
Пока высочайшие особы подтягивались к выходу, он ещё раз обошёл спящих и остался доволен их состоянием. Благословил. Задержал ладонь на челе мастера Жана, усмехнулся. Кровь Жанны-девы всё ещё сильна — и в сыне, и во внуках, потому-то и перенесли они воздействие яда куда легче, чем обычные люди. Саму Жанну, говорят, отрава вообще не брала.
Повернулся к доктору Полю. Осенил знамением и его.
— Прекрасная работа, дитя моё, — сказал негромко. — Будете писать дядюшке — передайте от меня нижайший поклон и благодарность — за столь достойную… преемственность. Рад, что ваш семейный дар не остался без носителя. Рад. Трудно было в Салернской школе?
Этот безобидный вроде бы вопрос заставил докторуса залиться краской.
— В Сорбонне тяжелее, — только и ответил.
— Да, там косность и устаревшие догмы цветут пышным цветом… Понимаю. Мой совет: переговорите с его светлостью. В его новом Университете будет несколько факультетов, на которых вы могли бы преподавать… гм… открыто.
— Да что вы говорите? — недоверчиво воскликнул доктор Поль. И поник. — Как-то не верится. Мне столько уже приходилось доказывать…