Казалось, что капитан пересёк расстояние от гостиной до холла единым мягким кошачьим движением. Только что стоял у окна — и уже касается шеи прекрасной Дианы кончиком обнажённой шпаги.
— Не успели что именно, сударыня?
Двое молодцов выросли за спиной у женщины. Округлив глаза, с посеревшим лицом она глянула на капитана с непередаваемым ужасом. Уронила корзину. Брызжа соком, покатились по полу громадные яблоки, на которые никто уже не смотрел.
— Итак, госпожа Монферрей… — Винсент был холоден. — Я жду объяснений. Что привело вас в чужой дом, да ещё заставило войти тайно? Каковы были ваши намерения?
Фифи схватилась за горло, будто какой-то спазм мешал ей говорить. Затрясла головой, и грязный капюшон свалился, явив копну прекрасных каштановых кудрей, гордость королевской фаворитки.
— Я не виновата, это всё Гордон, Гордон… Я только хотела, чтобы Генрих был мой.
И вдруг осела на колени, судорожно зашарив руками по полу. Винсент было поморщился… но вздрогнул, заметив, как холёные белые пальцы скрючило судорогой.
— Доктор Поль! — вскричал громогласно. — Сюда! Скорее!
Поддержал упавшую за плечи, энергично встряхнул. На запрокинувшемся побелевшем лице серые глаза казались странно яркими, но внезапно их радужка стала обесцвечиваться.
— Темно, — прошептала Диана. — Что… что это?
Доктор Поль рухнул на пол, рядом, и зашарил в сумке на поясе.
— Сейчас, сейчас… Разожмите ей рот!
Это оказалось непросто, ибо челюсти несчастной были сведены очередной судорогой намертво. Застонав, Поль сунул в руки Винсенту пузырёк.
— Откройте пока!
И обеими руками надавил вздрагивающей Фифи чуть ниже ушей. Отжал челюсть.
— Пять капель! Пять!
Через минуту, показавшуюся вечностью, дрожь в теле отравительницы унялась. Открылись прекрасные когда-то глаза… сейчас странно белёсые, словно затянутые бельмами.
— Ничего не вижу…
Капитан с трудом подавил в себе желание сбросить голову несчастной со своих колен — так уж получилось её пристроить, когда вливал эликсир — и уйти, куда глаза глядят. Господь всемогущий, сколько же можно! Сколько зла, сколько дряни… и в ком? Поубивал бы. Ушёл бы потом к Бенедикту, грехи замолить, и — на войну, всё ж легче, чем здесь…
— Помогите, — прошептала Диана. — Что со мной? Я не хочу, не хочу умирать…
— Скажите правду, сударыня, и мы поможем, — сурово ответил Винсент. Маленький доктор меж тем споро осматривал женщину, просмотрел лицо, шею…
— Правда поможете? Это всё Гордон…
— Что вы должны были сделать?
Диана слабо шептала признания, а доктор Вайсман меж тем развернул к себе ладони умирающей. И замер, впившись взглядом в свежую ранку на подушечке большого пальца, с ещё не высохшей размазанной кровью. Потянувшись, вытащил из руки Модильяни ещё не закрытый пробкой флакон, капнул жидкостью на носовой платок, потёр ранку.
Платок окрасился синим.
Доктор сморщился, зажмурившись. И в ответ на вопросительный взгляд Винсента отрицательно качнул головой. Показал на флакон. Поднял три пальца.
— Бывали случаи, чтобы Гордон давал вам и раньше подобные задания? — Капитан повысил голос: похоже, Диане начал отказывать слух. И говорила она всё тише.
— Один только раз, — прошелестела она. — … Помогите же, умоляю! Вы обещали!
В раскрытые губы упали ещё три капли неизвестного эликсира, оказав чудесное воздействие. Глубоко задышав, Диана открыла глаза:
— Я вижу, вижу! О, благодарю вас! Я буду жить!
— Договаривайте! — сурово потребовал капитан.
— Ах, что теперь вспоминать… Но вы спасли мне жизнь, сударь! Скажу вам, как на духу: тогда, в первый раз, я ведь не думала, что это яд. Гордон сказал, что даёт мне эликсир, настоянный на философском камне, и что он непременно поможет королеве. Я не хотела её смерти, а он… он потом обвинил меня, что якобы я должна была сама обо всём догадаться, не маленькая. Пришлось оказывать ему некоторые услуги…
Она даже виновато заулыбалась, попытавшись кокетливо сощуриться. И вдруг дёрнулась вперёд.
— Осторожно! — крикнул Поль. И повис на руке фаворитки, мёртвой хваткой вцепившейся в кинжал на поясе капитана.
Мёртвой. Потому что уже через мгновение Диана закричала, словно от невыносимой боли, и, забыв обо всём на свете, зацарапала себе грудь, словно пытаясь добраться до сердца. Тело выгнулось дугой. И осело на пол. На сей раз — бесповоротно и безжизненно.
Даже видавшие виды рейтары отступили на шаг.
— Не подходите! — предупредил доктор Поль. И для чего-то потянул с пояса перчатки. — Впрочем, нет: приподнимите-ка её: нужно снять плащ.
Тряпьё, наверняка содранное с какой-нибудь нищенки, упало на пол с характерным стуком: будто в нем спряталось что-то тяжёлое. «Ага», — только и сказал маленький доктор и принялся осторожно прощупывать ткань, настолько грязную, что уже и не определить было, из чего она соткана. Злая ирония судьбы: та, что с самого рождения утопала в шелках и бархате, только что скончалась в рубище… «Ага», — повторил доктор удовлетворённо. И извлёк из лохмотьев ключ. Пригляделся.
— Так я и думал.
На головке ключа, на простом широком кольце притаился крохотный шип.
«Она не защемила палец», — понял вдруг капитан. «Она укололась».