Иная судьба. Книга II

Жильберт отпил прохладной воды из фляги, поднесённой верным капитаном Винсентом. Вина он себе позволит, лишь вернувшись в Гайярд, сейчас же — ничего не должно туманить голову. Чересчур полный желудок также отвлекает, а потому — его светлость позволил себе лишь простой солдатский сухарь, из запасов того же капитана. Поднялся на самый верх ратуши, полюбовался с балкона на вечерний город, крыши и шпили, тающие в сумерках, вздохнул полной грудью. Отхлебнул из фляжки — запить застрявшую в горле крошку.

— Как же так можно! — довершил вслух то, что думал. — Уродовать детей, творить из них монстров, карликов — на потеху вельможам и толпе… Детей, Винс! И, заметь, половина из этих компрапеконьосов — с виду почтенные люди, причём образцовые семьянины, любящие родители, снисходительные мужья и заботливые дети. Что не мешает им скупать чужих чад и ставить над ними страшные опыты. Для них это — дело, ничуть не хуже иного, приносящего прибыль. Вот что страшно… И ведь это уже вторая шайка в Галлии, а могут быть ещё! Это — заезжие, но как бы они не оставили здесь местных преемников…

— Я подумаю над этим, — сдержанно ответил Модильяни. — Вместе с Максимилианом.

- Вот-вот. С ним. Без нового закона здесь не обойтись, поэтому… думайте. Через неделю жду. Винс…

— Да?

— Ты не думал ещё и о том, что хватит капитанствовать? У тебя слишком хорошо получаются дела иного толка.

— Иногда нужно дать себе встряхнуться, ваша светлость. К тому же, куда полезнее иной раз увидеть ситуацию своими глазами, а не через донесения. Вы меня для этого и гоняете по всей Галлии… Нет, я своих ребят не брошу. Иначе заплесневею и покроюсь архивной пылью, если отдам всего себя вашим поручениям. Глоток свежего воздуха тоже иногда нужен.

— Ты прав… — Герцог вновь глубоко вздохнул. — Глоток воздуха… — И вдруг улыбнулся. — А давай мы тебя…

— Только не надо говорить, что мы меня женим, — поспешно добавил капитан. — У вас свой воздух, у меня свой, ваша светлость. И наличие в нём женских ласк и домашнего уюта для меня пока не обязательно. Ещё не созрел для уз.

— Хммм… — благодушно протянул герцог. — Посмотрю, как ты запоёшь через месяц-другой… Пигмалион…

— Попрошу без намёков. Я искренне симпатизирую госпоже Доротее, но это чисто дружеский интерес.

— И исследовательский…

— Ну, разумеется.

— Посмотрим, Винс, посмотрим… Что ж, пора возвращаться. Что у нас там напоследок?

— Дело об отравительнице из Роана.

Его светлость, взявшись было за перила лестницы, замедлил шаг и нахмурился.

— Отравительнице?

— Вдову некоего купца Россильоне обвиняют в отравлении собственного мужа. Обвиняет брат, тоже из купцов, но не столь удачливых в делах. От него поступил донос, что неоднократно он был свидетелем ссор брата с супругой, причём и в обычной жизни последняя не отличалась кротостью характера. Впрочем, в роковой день, да и целую неделю до этого, она вдруг притихла, стала добра и миролюбива, и вся её строптивость куда-то подевалась. По словам брата покойного, он уже тогда начал что-то подозревать.

— Продолжай.

Его светлость, не торопясь, спускался по лестнице. До первого этажа, на котором располагался зал судебных заседаний, оставалось ещё пять пролётов, времени на предварительное ознакомление с делом должно было хватить.

— В день годовщины свадьбы госпожа Фотина…

— Фотина?

— Да, в крещении. До этого — Фатима. Удачно подобрали имя, не правда ли?

— Постой, так она что же — из эмиратов?

— Хуже: из Османии. Муж-то — купец, в лавке не сидел, любил сам за редким товаром ездить. Они же, сам знаешь, только и ждут, чтобы границы открылись, и сразу торговать едут. Вот его и занесло к туркам, как раз после заключения мира. Увидел, будучи в гостях, красотку, потерял голову, тут за него ещё и наш посол похлопотал: дескать, скрепление союза двух держав, экономические связи… беспошлинный ввоз-вывоз… Папаша-то невестин тоже из торговцев, свой интерес в этом браке и у него был. Вот и привёз с собой Россильоне редкость, диковинку, окрестил, обвенчался, всё честь по чести…

— Чтоб его черти взяли… Не мог выбрать жену где-нибудь поближе. И что — неужели, действительно, строптива? Это восточная-то женщина?

— Бывают среди них и такие. Впрочем, показания безутешного брата несколько расходятся с показаниями прислуги, которая в один голос твердит, что госпожа, хоть поначалу и робкая, затем осмелела, домом руководила твёрдо, но без особого принуждения. Без нужды никого не наказывала, с хозяином была ласкова, только сильно ругалась, когда попивал, потому что, по мусульманским законам, винопитие запрещено. А как торговому человеку — да не спрыснуть с компаньоном сделку? Да вот незадача: красавица жена на нюх не выносила хмельного духа, а последний месяц её вообще мутило от всяких запахов.

— Вот как…