Иная судьба. Книга II

А какой чудесный парк виден из окон! Златокудрая пери обещала Фатиме, что будет гулять с ней в этом парке каждый день и покажет все лучшие места, как только молодой доктор разрешит прогулки. Доброй госпоже, очевидно, не хватает подруг, ибо раньше, говорят, у п р о ш л о й герцогини было несколько фрейлин, а потом их всех выпроводили, а новых ещё не завели. Пусть…

Суммир довольно прикрыл глаза.

Это мужчины бьются в баталиях и переговорах. Женская дружба живёт на иных небесах. О, это нечто удивительное, способное одной улыбкой или сломанным каблучком двинуть под откос всю большую политику, развязать войну или же, напротив, остановить кровопролитие. Переделать карту мира, держа в своих ладонях сердца повелителей вселенных. Пусть мужчины играют в свои серьёзные игры, а женщины просто дружат.

И тогда мир между державами будет сохранён.

А чем отблагодарить прелестную златокудрую пери, Суммир уже понял. Ни златом, ни серебром, ни драгоценностями, кои померкнут от её красоты, нет.

И, обмакнув в чернила перо, начертал на чистой странице:

Я казни ждал, а ты — ответила добром.

Гласит закон, из тех, что писан не пером:

«Что в мир даёшь, стократ обратно получаешь!»

Отдав лишь жизнь — твоим останусь должником…

Уважаемые читатели! Данная версия романа черновая. Автор категорически ПРОТИВ размещения текста на иных ресурсах кроме СамИздата и ЛитЭры. Если Вы читаете 'Иную судьбу' где-то ещё — претензии по 'сырости' текста предъявляйте к тем, кто его выложил.

Глава 4

Без сил опустившись на любимый пенёк посреди пустой, совсем пустой заветной поляны дикого парка, Марта горько плакала.

Давно уже она не давала волю слезам — разве что неделю назад, когда захлюпала у окошка в спальне, скучая по своим. Но тогда её утешил Жиль, а сейчас… ни посетовать, ни припасть к чьей-то груди за утешением не представлялось возможным, ибо е ё дракон запретил говорить о себе кому бы то ни было. А вот теперь он и вовсе пропал. Улетел! Без неё, хоть и обещал взять с собой… Ну, не взять, если уж говорить точно, а просто полетать, показать небо вблизи.

Но даже не в том дело, что не взял. Иное страшно: вдруг с ним что-то случилось? Например, крылья не окрепли, сил ещё недостаточно, да мало ли… Присядет где на лугу — а тут какой-нибудь полоумный рыцарь как выскочит! А Арман уже ста-аренький…

От рыданий заломило в висках, но обида — не на дракона, а на себя, бестолковую, всё не давала успокоиться. Как же так? Лишь теперь стало ясно, насколько дорог ей Друг, большой, сильный, мудрый; а она, глупышка, так и не успела ему об это сказать, только отшучивалась. Как же не хватает его снисходительного «Хммм…», насмешливо-добродушного подтрунивания, строгих поучений, а главное — шипящего ласкового приветствия, каждый раз музыкой звучащего в ушах: «Пришшшла, детёнышшш…»!

…Потёрся об ногу невесть откуда взявший Маркиз и затарахтел, заурчал, абсолютно не признавая трагичности момента.

— Ты думаешь? — вытерев мокрые щёки ладонью, нерешительно спросила Марта. Спохватившись, нашарила в потайном кармашке платочек. — Думаешь, он не навсегда пропал? Он меня не забудет?

Котяра фыркнул, выгнувшейся спиной умудрившись показать всё своё презрение к глупым девчачьим страхам. Поточил когти об пенёк, сдирая клочья старой коры, и Марте невольно пришлось подвинуться, освобождая место. Принюхавшись и угнувшись, чёрный разбойник запустил лапу в приямок между корнями и выудил на свет божий какую-то вещицу. Негодующе затряс лапой, потому что находка отчего-то прицепилась к когтю.

Сердечко у Марты так и ёкнуло. Она поспешно отобрала у мохнатого приятеля скомканный клок желтоватой бумаги, расправила, вытряхнув попутно несколько мурашей и земляных комочков, и разгладила на коленях. Не сразу удалось прочитать написанное: буквы, хоть и крупные, выведенные твёрдой рукой, явно привыкшей к подобному труду, прыгали перед глазами и упорно не желали складываться.

Наконец она справилась с волнением. Буквицы сложились в слова, до того тёплые, что Марту будто солнышком обогрело.

«Я вернусь, детёныш».

Всего-то три словечка… На всякий случай она пробежалась по записочке ещё несколько раз. Заглянула на оборотную сторону, на всякий случай просмотрела мятый листок на свет — вдруг чего не заметила? Нет, только это. Три слова, вмиг унявшие печаль. «Я вернусь, детёныш».

Значит, Арман о ней помнил! Как в воду глядел, понимая, что она огорчится, когда придёт вечером — и не застанет его, потом без сил опустится на пенёк и уж точно захлюпает…