Иная судьба. Книга III

— Так что, детка, все наши тут, все, кто выжили: и одноглазый Хью, и хромой Джон, и эти братья-славяне Бисер и Матиуш, и рыжий Кнут, и старина Йорек. И даже юнга, паршивец Дик, ты его сейчас не узнаешь, вымахал, что твоя оглобля, чтоб меня под килем протащило… Все, кто выжил. И я вот… выплыл как-то, или уж меня рыбо-люди на берег вытащили, своего почуяв… Как волной смыло — шарахнуло меня сверху чем-то, должно мачта упала. И всё, амба, дальше не помню. Глаза продрал — меня уже несут куда-то. Знал бы, куда волокут — отбиваться бы начал, да не соображал тогда ничего. А теперь уж просто так отсюда не выйдешь, чтоб меня, да через киль… Эх, жалко «Красотку Энн», вечная ей память, даже щепок не осталось.

Боцман с остервенением зажевал окаменевший рыбий бок. И сам застыл лицом, упорно отводя глаза от своей Крохи. Ни её отца, ни мужа в числе выживших после крушения брига он так и не назвал. Всё было ясно.

А она-то, оказывается, уже год как сирота. И вдова.

Хоть замужней себя особо и не считала…

Помянули погибших молча, не чокаясь, огненным ямайским ромом. Потом одновременно попытались прикрыть горлышко бутылки в знак того, что хватит надираться. Тяжёлая, задубевшая от морских ветров лапища легла на нежную белую ручку.

— Эх, Кро, лапка-то у тебя почище прежней, чем когда по вантам лазила. А глаза всё те же, бедовые. Ну, сказывай, чего там у тебя стряслось? От хорошей-то жизни сюда не попадают…

Ещё через час они ввалились в домик Сабрины. Виновато глянув на ведьмочку, разинувшую от негодования рот, хрупкая трактирщица сгрузила тяжеленное, хоть не бесчувственное, но осоловевшее тело боцмана на коврик у очага. Лоскутный половичок, ни разу в жизни не работавший тюфяком для нетрезвых моряков, сжурился, и полностью исчез под массивным телом.

— Только до утра, — пояснила Аннет. — Я возмещу, не беспокойся. Это старый товарищ с отцовского корабля…

Увернулась от летящей поварёшки.

— Да будет тебе! — закричала свирепо. — Или, по-твоему, его этим страхолюдам отдать, что уже по улицам шляются? Мы и так едва не напоролись! Ну не успевал он домой, сюда оказалось ближе…

Ещё через полчаса она гладила по плечу плачущую Сабринку, умудряясь одновременно оттаскивать за хвосты Януса от боцманских сапог, вкусно пахнущих свиной кожей. Крысёныш с таким раскладом не соглашался, и всё норовил отъесть кусок от просоленной обувки, пока, наконец, Аннет не догадалась пожертвовать ему сухой рыбий хвост, из сердобольных побуждений оставленный Хуберту на утро. Сапог был спасён, но боцман остался без закуски.

Как впрочем, и без опохмелки. Сейчас ведьмочка успокоится — и надо будет попросить её состряпать какое-никакое подходящее в этих случаях зелье. Вот и будет девчонке первый заказ.

— Тише, тише, — ворковала она, поглаживая тощее плечико. — Он не буйный, сама видишь, и если напьётся, то не до горячки. Чертей не ловит, не блюёт, и за девками не гоняет. Проспится — ещё извиняться будет по-своему. Дров вон тебе наколет, балку в погребе подправит… Никто тебя из дома не выгоняет, с чего ты взяла? И за человека держат, и за хозяйку. И уважают… Он, знаешь, какой хороший парень? Мне, девчонке сопливой, свой гамак отдавал, а сам на холодной палубе спал, когда папаша мой, светлая ему память, чертей-то по каюте и гонял. Зелёных…

Девчонка заинтересованно подняла голову. Сняла и энергично протёрла запотевшие от плача очки.

— Зелёных? — переспросила с интересом. — Что, правда?

Аннет вдруг на миг позабыла, о чём речь. Без громадной черепаховой оправы чистое девичье личико с аккуратным прямым носиком, с чуть большеватым, но чётко очерченным ртом, с миндалевидными серыми глазами вдруг показалось ей до странности знакомым. Но вот окуляры вернулись на место — и наваждение пропало.

— Да возьми ты этого обжору на руки, он же ему сапог так и прогрызёт, — невпопад брякнула Аннет. И вдруг почти поняла, кого ей так напомнила Сабрина.

* * *

Старый Герцог глядел на Марту откуда-то из туманного пятна, что по-прежнему клубилось в месте, где на холсте должно было обозначено лицо, и улыбался. С чего она взяла, что смотрел, да ещё лукаво — сама не могла объяснить. Просто не проходило стойкое ощущение ласково-насмешливого взгляда.

Вздохнув, она отошла от портрета, не желавшего раскрыть свои тайны. Гийом уже не раз пояснял, что здесь, в Галерее предков, действуют какие-то свои законы, и происходят порой странные события… Нет, приведений и духов не наблюдалось, но иногда «портрэты», как выражался мэтр, начинали чудить. Капризничать. Будто и в самом деле к ним слетались души умерших, стараясь обратить к себе внимании живых.