— Жиль? Магия? Он что… Я не понимаю! — добавила жалобно. — Он ведь обычный человек, хоть и герцог, откуда же… Нет, при мне он никогда…
И закрыла лицо руками.
— Пугать не хотел, должно быть, — мягко сказала матушка Аглая. — Не все спокойно этакое-то узнают… Прошлой-то супруге, уж простите, что о ней напоминаю, так за два года-то и не открылся. Или не хотел, или недостойной счёл.
У Марты вдруг так и брызнули слёзы.
— А я? Он что же… — Всхлипнула. — И меня… недостойной?
— Господь с вами, голубушка. — Ласковый голос матушки Аглаи успокаивал и согревал. В руках у юной герцогини невесть как оказалась большая мягкая салфетка, в которую девушка ткнулась носом, стыдливо высмаркиваясь. — Говорю же — пугать вас не желал. Он же над вами трясётся, как над божьим яичком, не надышится-то…
— И про родителей… — прогундосила Марта всё ещё расстроено из-под салфетки. — Ничего…
— Будто бы? — сощурилась Аглая. — А с чего это вдруг её светлости загорелось в галерею к предкам заглянуть, когда вы до этого слыхом о ней не слыхивали? Гийом-то, пока его не спросят, сам о ней не вспомнит!
Ох… Юная герцогиня ошеломлённо раскрыла глаза. А ведь и впрямь…
В списке Жильберта так и было сказано: «Познакомиться с нашими предками и родителями в портретной галерее».
И добавлено, добавлено, чему она тогда не то, что не придала значения… нет, д о л ж н о г о значения, но, кажется, поняла только сейчас:
«Вернусь — я тебе о них расскажу. Непременно».
Ой, какая же она всё-таки дурочка непамятная… Обидела человека таким подозрением! Надо быть внимательней. И обязательно перечитать «Домашнее задание» снова.
Но то, что её Жильберт д'Эстре, великий и могучий герцог всея Галлии, ещё и… маг? Это ошеломляло.
— У них в роду все такие, — словно откликаясь на её мысли, продолжала домоправительница. — Только знают об этом лишь свои. Да ещё так случилось… Шрам-то помните? Он им три года назад обзавёлся, когда нашего Генриха собой прикрыл, и такую защиту поставил, что сам выгорел. А оправиться толком потом не смог. Заговорщики тоже не лыком шиты, знали, против кого шли, вот и выставили против него с королём Мастера… Вот этот шрам-то у него и остался, так и напоминал каждый раз, что он теперь просто человек. Вот почему он до сих пор зеркал на нюх не выносит.
Матушка Аглая аж кулаки сжала, вспоминая чёрную полосу в жизни герцога. Потом усмехнулась.
— А вот недавно… — Глянула на Марту ласково. — И шрам отчего-то сошёл, и силы прибыло. Уже в своём кабинете какими-то опытами занимается. Недаром этот шельмец Макс вылетел от него перед самым отъездом, аж светящийся. Вдвоём что-то хороводили. Он же эльф, Фуке, а эльфы с магией дружат, только она у них своя, особая. И Гайярд вот тоже…
— А что Гайярд? — жалобно пролепетала Марта, уже готовая ко всему.
Матушка улыбнулась.
— Говорят, — сообщила таинственным шёпотом, — наш замок стал оживать. Перила в старой башне никто не подправлял, они сами наросли. Он ведь после старых хозяев никому не откликался, стал камень камнем. А ведь он живой, у него и Сердце своё есть, глубоко под землёй. Рассказывают, что Гайярд раньше стоял в горах, но один из герцогов, ещё в седьмом или шестом поколении назад, так полюбил Эстре, что договорился с Сердцем — и оно само перешло под землёй вслед за ним, сюда. И выбрало место — вот этот остров, и построило новые стены, и старалось, чтобы все тут жили счастливо. До тех пор, пока…
Аглая вздохнула.
— Пока голубку нашу Эстер не извели. Старый Герцог был тогда в отъезде, а ей — прислал кто-то корзину свежих персиков, до того прекрасных… и написал, что будто от супруга. А те — отравлены.
Марта ахнула.
— Его светлость только и успел примчаться, да в забытье её погрузить, чтобы, значит, во сне скончалась, не мучилась. Но зато уж отравителям, как нашёл, лёгкой-то смерти не дал. Весь Эстре содрогнулся от той казни.
Домоправительница долго молчала, прикусив губу.
— Так им и надо, — сказала жёстко. — На кого покусились, мерзавцы… Да какая разница, кто это был, — махнула рукой, перехватив испуганно-вопросительный взгляд герцогини. — Недругов у любого правителя хватает. А потом, когда старик лютость свою утолил, так и передал власть сыну. Чтобы, говорит, с таким тяжёлым сердцем, как сейчас, не натворить лишнего и ненужного. А сам голубку Эстер так и не смог пережить. Все они, здешние герцоги, такие, уж любят, так любят. На всю жизнь.
У Марты задрожали губы.
Вот почему Жиль над ней так трясётся. Журит за всякое отступление от требований охраны, выговаривает, если она отмахивается: «Да кому я нужна? Что может случиться?» И Макс Фуке недавно целых полчаса пробирал её за то, что поднялась на башню одна, хотя там-то, под открытым небом, кто к ней подберётся? Он потом показал — кто. Марту едва не стошнило при виде обугленного уродливого скелета с пастью-пилой.