Иная судьба

— Да, — шелестит невеселый смешок. — Олимпийцы не любят промахиваться. Чего же ты хочешь, царица?

Мишень дразнит, уклоняется, уходит — три тела размываются, истекают таинственным туманом глаза под тремя вуалями. Но оперенные уверенностью слова летят беспощадно метко.

— Мне нужно убить саженцы Матери-Геи.

Смешок плавно ложится в черные, ледяные волны маленькой речки.

— У них крепкие корни. Пока они держатся ими за землю…

— Они не будут держаться. Их корни подточит морская вода. Но даже после этого…

— Да. Даже после этого…

Сливаются, переливаются голоса — где голос подземной чаровницы? Где — златоволосой богини олимпийской?

— Даже после этого их не взять богу. Лишь тому, кто отличен от него. Смертному. Или чудовищу.

— Неужто ты пришла искать лучников среди тварей стигийских болот? Поостерегись, царица морская — не все стигийские хорошо стреляют…

— Но хорошо стреляю — я.

Тартарская бездна нервно тянется поближе — желает насытиться звуками тихого, ядовитого смеха.

— Не возжелала ли ты стать чудовищем, Гера?

— Нет.

Молчание. За молчанием робко прячет свое лицо следующий вопрос. Следующий ответ — тоже тонет в молчании: чуть двинувшийся вниз подбородок. Да, Трехтелая, ты поняла верно.

И Ананка-Судьба хмурится за плечами Геры Олимпийской — что-то ей не помнятся такие строки.

Влажный смешок порхает над ледяными водами Амелета.

— Лисса говорила как-то — ты добра к ней. Даже хотела идти к тебе в служанки… почему бы это, царица морская? Мудрецы говорят — богу не стать смертным. Можно раздробить свою сущность, утопить ее в своей же стихии, можно принять облик смертного — но стать…

— Мудрецы много чего говорят. Зато мало что видят, даже у себя под носом. Я знаю одного бога, который стал смертным. Потом снова стал богом. Я знаю чудовище, которое наплевало на свою сущность. И стало богом. Мы все здесь оборотни. Все становимся тем, кем хотим стать.

Кровавые блики неспешно переползают по тонким пальцам чаровницы — отсветы от камней. Щурятся глаза под вуалями.

— Аид… нарушил клятву Стиксом и получил смертность как кару. Не собираешься ли ты окунуться в Стикс вслед за мужем?

— Я не могу ждать смертности девять лет. Мне она нужна сейчас.

Геката цокает языком, головами качает — ничего себе, запросы у олимпиек! Смертность ей… вынь да положь! Где, спрашивается, взять такой ценный товар?!

А златоволосая… кто она там? Нимфа? Богиня? Златоволосая отворачивается от пронизывающих взглядов из-под вуалей. Неспешно делает шаг к невинно журчащей маленькой, ледяной речке — притоку Стикса, берущему своё начало от ключа возле Тартара.

— Один морской как-то пел мне… — говорит, задумчиво вглядываясь в ядовитые воды. — О нимфе, которая шла вдоль ядовитой речки. Которой захотелось пить — и она погрузила в речку ладонь, и выпила. Песня была с печальным концом.

— Только песня, — шелестит позади голос, — я не знаю нимфы, которая поступила бы так.

— Да. Но есть богиня, которая напоила из этой речки отца. Скажи мне, Трехтелая, что воды Амелета сделали с бессмертным титаном Персом?

— Кто там знает, — отравленной стрелой летит навстречу смешок. — Кажется, они ослабили его. И он не смог сопротивляться голоду Тартара… Не хочешь ли у Тартара спросить?

— Нет. Потому что спрашиваю у тебя. Что сделают эти воды с богиней?

— Кто знает. Ослабят. Или вовсе не причинят вреда. Амелет прихотлив. И до сих пор никто не решился проверить нрав Реки Крона добровольно, дочь Геи…

— Потому что она отнимает у тебя время. Нимфа умрет от старости. Титан ощутит слабость — когда время начнет ускользать от него. Но если глоток сделает кто-то из бессмертных, кто хочет…

— У тебя ничего не получится, морская царица.

— Почему?

— Потому что ни один бессмертный не хочет смертности по-настоящему.

Вздох пролетает над ядовитыми водами — тройной, тяжкий, не таинственный. Говорящий яснее ясного: трехтелая чаровница не просто так стоит здесь и разговаривает.

Факелы готовы к бою, в колеснице шипят и извиваются крылатые змеи, а свита стигийских волков вот-вот поднимется на крыло — в последнюю охоту.

Безумцы, собравшиеся идти войной на Флегры, не сдержат наступление Гигантов. И даже если самый главный безумец решится использовать Серп — может остаться один Гигант. Который шагнет в подземный мир — чтобы поднять титанов из бездны.

И кому-то нужно будет защищать обнаженный, беззащитный вход.

Если бы всё было так просто, — говорит взгляд Прополос там, под каждой вуалью. Так просто, как ты представляешь это себе. Кучка безумцев, решивших выйти в бой. Против всех — саженцев матери-Геи и любимца Ананки, который решил взглянуть своей судьбе лицо. Богиня, выпившая из Амелета и обретшая смертность. Если бы все было так просто, дочь Геи — я силой пихнула бы тебя к этой реке. В горло ледяную воду тебе влила бы.

Только вот это бесполезно. Потому что воды Амелета ослабят тебя. Остановят тебя. Но не дадут желанной смертности.

Потому что ни один бессмертный не знает — как это. Желать смертности по-настоящему.