Индийский хлопок и британский интерес. Овеществленная политика в колониальную эпоху

«По мнению господина Дженкинса, раджа не производил впечатления очень способного и многообещающего человека, он представил его как человека, отдававшего все свое время развлечениям, и хотя и имевшего прочные познания в чтении, письме, счете, а также в персидском, однако не выказывавшего никакого расположения к ведению дел. Похвала раджи господином Уайлдером, напротив, не знала границ. Господин Грайэм считал, что раджа обладал быстрым умом и способностями, но он не мог посвятить себя серьезным вещам, тратя слишком много времени на пустяки… Характеристика господина Дженкинса самая корректная» [Рамсей 1845: 31].

Сам Рамсей находил, что «манеры раджи мягки и дружелюбны, хотя он не был наделен блестящими способностями, но был весьма разумен и на протяжении последнего времени неизменно посвящал себя делам государственным… В 1843 г. Уилкинсон докладывал, что улучшение финансового положения было всецело результатом усилий раджи, который в течение нескольких лет уделял больше внимание этим вопросам. Такая линия поведения приемлема для нашего правительства, расположением которого раджа очень дорожит. Он демонстрирует искреннюю преданность ему и готов отвечать на его пожелания» [Там же].

Но уже в 1850 г. резидент Дэвидсон (1849–1850) докладывал в Калькутту: «Раджа не занимается делами уже несколько лет и фактически это относится ко всему периоду, начиная с резидентства майора Уилкинсона, за исключением того отрезка времени, когда капитан Рамсей смог убедить его принять активное участие в общественных делах» (цит. по [Документы 1853–1854: 12–13]). Преемник Дэвидсона Мэнсел писал в 1853 г., что «определяющими чертами характера раджи являются индифферентность к делам и низменные привычки. Любые действия, связанные с государственными делами, были следствием увещевания со стороны резидента. Без такого контроля собственные склонности раджи неизменно возвращали его в общество сомнительных личностей, к занятиям борьбой, запускам воздушных змеев, карточным играм, танцам, пению и любовным утехам с танцовщицами» [Там же: 12].

Событиями, несколько оживившими политическую жизнь княжества, были несколько попыток (1841, 1842, 1848) лже-Аппа-сахебов восстановить права на Нагпурском престоле, они выступали с территории Берара, но были остановлены британским военными подразделениями.

В современной индийской историографии существует и другой взгляд на время правления Рагхуджи III. П. П. Дзоши в книге «Рагхуджи III и его время (1818–1853)», название которой перекликается с титулом книги С. Г. Коларкара [Коларкар 1984], пишет, что «английские историки и их отчеты создали общее впечатление о том, что в период с 1830 по 1853 г. население Нагпурского княжества было в ужасающем положении и испытывало на себе все зло тиранического правления, что требовало вмешательства британского резидента» [Дзоши 1986: Introduction]. Среди поддерживавших эту точку зрения индийских ученых Дзоши называет Р. М. Синху [Синха 1967], П. Л. Мишру [Мишра 1979], Я. М. Кале [Кале 1934]. В пику им Дзоши и создал свою работу, в которой «детально описал саму личность Рагхуджи и разные аспекты его правления, чтобы представить его в правильном свете» [Дзоши 1986: Introduction]. Как объяснил во вступительном слове к книге доктор Б. Р. Андхаре, знаток нагпурской истории и сам автор нескольких книг на маратхи о князьях Бхосле, Дзоши показал, что именно благодаря радже в Нагпурском княжестве «управление было хорошим, а люди счастливее, чем в Бенгалии, находившейся под прямым контролем британцев» [Там же]. Однако в рамках моей работы важен именно английский взгляд, который отражал патерналистское, оценочное отношение британцев к личности и деятельности Рагхуджи III и их навязчивое стремление к обеспечению мира, порядка, экономии и системности, воспринимавшиеся ими как залог материального процветания самих индийцев и необходимые условия для комфорта европейского бизнеса на Индийском субконтиненте.