Инфернальный феминизм

Самым известным примером того, как сатанизм соотносили с гомосексуальностью, был скандал вокруг аристократа-миллионера Жака д’ Адельсверда-Ферзена (1880–1923) и проводившихся им в Париже «Черных месс», из‐за которых в 1903 году его предали суду и приговорили к шести месяцам тюрьмы. Эти «Черные мессы» были «живыми картинами» — мимическими сценами, которые Ферзен устраивал для узкого круга зрителей из высших сословий, и шум поднялся из‐за довольно шокирующих эпизодов с обнаженными юношами[1511] [1512]. Судебный процесс получил широкую огласку и подкрепил уже бытовавшие мнения о тождестве гомосексуальности и сатанизма. Конечно же, если бы этой мнимой и давно установленной связи не существовало, Ферзену вообще не пришло бы в голову устраивать подобные театрализованные постановки. В 1905 году он выпустил сатирический автобиографический роман «Черные мессы. Лорд Лиллиан», где рассказал об этом скандале. Там встречаются некоторые удивительные рассуждения о гомосексуальном сатанизме. Один из персонажей, известный художник по имени Шиньон, излагает свое понимание сатанизма главному герою, декаденту лорду Лиллиану (вымышленному двойнику самого Ферзена, хотя, конечно, это не точный автопортрет): «Сатана — человек, глядящий на Бога. Сатана — наша природа, Сатана — наше чувственное удовольствие, Сатана — наш инстинкт. Вот почему Сатана, в конце концов, не так уж страшен!» Среди земных наслаждений, которые предлагает прославлять Шиньон, есть и радость, какую испытываешь, когда на твоем пути встретится «полный сил красивый юноша»[1513]. Лиллиан несколько разочарован таким пониманием сатанизма как «материального культа своего „я“» — он предпочел бы что-нибудь более романтическое и замысловатое. Шиньон предлагает устроить черную мессу, но Лиллиан видит в ней поклонение смерти, а эта идея ему чужда[1514]. Через некоторое время он все-таки соглашается предоставить свой дом для проведения такого обряда — в точности как поступил сам автор романа. В его роскошной квартире обустраивается нечто вроде молельни: там есть и цветы на полу, и алтарь со свечами и курильницами, и обнаженные мужчины и юноши. Сам Лиллиан, по свидетельству его консьержа, декламировал какие-то стихи, стоя на коленях на меху и держа курящуюся кадильницу перед раздетым юнцом, «осыпанным белыми розами и черными лилиями» и сжимавшим в руке череп[1515]. Похоже, подобные обряды проводились неоднократно, и в качестве объекта поклонения участвовали там одни и те же юноши — которых Лиллиан называл своими «хористами»[1516].

Притом что ни сам Ферзен, ни его вымышленный двойник лорд Лиллиан не проявляли сколько-нибудь серьезного интереса к сатанизму, их гедонистические вечеринки с провокационными дьявольскими ритуалами все равно сделались в глазах многих символическим подтверждением мнимой связи между дьяволопоклонством и гомосексуальностью. Четкое и прямолинейное определение, какое Шиньон дал сатанизму — как религии инстинктов и чувственных удовольствий, к числу которых отнесены и гомоэротические радости, — интересно тем, что хорошо согласуется с тогдашними представлениями о Сатане как о спасителе всех плотских устремлений от христианского гнета. Впрочем, здесь сделан и шаг вперед: Ферзен одновременно восхвалял однополую любовь.

Антифеминизм, патологизация и «Жрицы нового культа»

Пересечение между геями и лесбиянками существовало не только в плоскости художественной литературы, но и в реальной жизни — в тех социальных кругах, где вращались и те и другие. Любопытным примером этого сближения можно считать тот факт, что некоторые женщины из круга Натали Барни (о нем мы еще поговорим) активно участвовали в «живых картинах» Ферзена[1517]. Но если гомосексуальные мужчины, которые начинали вести себя чересчур смело, как Оскар Уайльд и Ферзен, вскоре оказывались на скамье подсудимых перед суровыми судьями, то лесбиянкам по-настоящему не грозила тюрьма[1518]. Это более терпимое отношение к ним в жизни отражалось и в трактовках лесбийской темы в литературе и в изобразительном искусстве. Любовная жизнь лесбиянок таила в себе некую вуайеристическую притягательность для мужчин, тогда как сексуальные отношения между мужчинами становились для них источником сильного раздражения или неловкости.