Инфернальный феминизм

Одну из самых причудливых литературных трактовок лесбийской темы мы встречаем в «Гинандре» (1891) Жозефена Пеладана. Имя Пеладана было хорошо известно в XIX веке в эзотерических кругах, и его розенкрейцерские салоны немало способствовали перекрестному оплодотворению между этими кругами и миром изобразительного искусства. Несмотря на влияние Пеладана, следует отметить, что многие люди откровенно потешались над этим весьма претенциозным и склонным к театральности чудаком[1525]. В «Гинандре» рассказывается, как героический эзотерик-католик Таммуз добился массового обращения в гетеросексуальность парижских лесбиянок, устроив масштабную оргию, где он манипулировал «естественными» инстинктами участниц сборища. Главным украшением зала служил огромный фаллос, а музыкальным сопровождением, призванным создать правильную, мужественную, атмосферу для ритуального совокупления, — «Полет валькирий»[1526]. Сам Вагнер, скорее всего, очень удивился бы такому использованию своей музыки, зато другие композиторы сочиняли произведения, в которых главной темой выступала борьба между лесбиянками и гетеросексуальным героем. В том же году, когда вышел в свет роман Пеладана, Ксавье Леру написал оперу «Астарта» в пяти действиях, а либретто к ней сочинил Луи де Грамон. Впрочем, эту оперу не ставили до 1901 года. Здесь она интересует нас, поскольку лесбийство в ней вновь представлено как религиозный культ, и на сей раз действие разворачивается в Древней Греции, а богиней-покровительницей выведена Астарта. Истребить нежелательную веру посылают славного Геракла, но в итоге он попадает в рабство к верховной жрице Омфале. Как ни странно, приключение героя заканчивается не успешным исполнением очередного подвига, а торжеством нераскаявшейся Омфалы. Геракл гибнет в огне, а Омфала отплывает на Лесбос вместе с одной из подруг. В постановке оперы фигурировала сцена, изображавшая величественную лесбийскую церемонию в присутствии Геракла, а в конце хор лесбиянок исполнял ритуальную песню с танцем[1527]. Если этот спектакль способствовал еще большей «религионизации» лесбийства, были и другие сценические постановки, где проводилась явная связь между гомосексуальностью и сатанизмом. В спектакле Ролана Бреванна «Черные мессы» (Les Messes noires), премьера которого состоялась в феврале 1904 года, публике во всех скабрезных подробностях были показаны непристойные обряды Жиля де Ре, Ла Вуазен и ее порочных прислужниц и, наконец, тогдашних парижских геев — представителей высших сословий. Ла Вуазен, судя по намекам, была лесбиянкой (хотя, по-видимому, допускалось и иное толкование — что ее любовница была гермафродиткой). Заключительная сцена, где фигурировали пресыщенные денди-гомофилы, была, скорее всего, навеяна скандальными слухами о том, что творилось на вечеринках у Ферзена[1528] [1529].

Нисходящая спираль греха: история Софор д’ Эрмеленж

Первая наиболее разработанная трактовка темы лесбийства в сочетании с сатанизмом появилась в романе Катюля Мендеса «Мефистофела» (1890). Эта книга стала в свое время сенсацией и хорошо продавалась, и ее можно отнести к декадентской классике второго ряда, хотя сегодня имя автора практически забыто, и его место в истории литературы для большинства остается неясным. Поэтому разговор об этом огромном (568 страниц) и пространном романе мы начнем с краткого изложения его содержания, знакомства с личностью самого Мендеса и беглого обзора откликов на его книгу.

Главная героиня — баронесса Софи (позже переименованная в Софор) д’ Эрмеленж, и повествование, начавшееся с описания ее невинного детства, подходит к зрелости — с наркозависимостью и полным моральным разложением. Софи появилась на свет потому, что ее мать соблазнила — или даже изнасиловала — русского аристократа, инвалида-дегенерата (с целью присвоить его значительное состояние) и последнего представителя рода, будто бы проклятого за то, что один из предков устраивал сатанинские оргии[1530]. Рассказчик предлагает два объяснения тому порочному пути, по которому, повзрослев, пошла Софи: наследственное вырождение или бесноватость[1531]. Впрочем, истинная причина так и остается неясной.