Инфернальный феминизм

Как мы уже неоднократно видели, в ту эпоху шутливость, крамола и различные формы искусства запросто соседствовали с самыми серьезными духовными устремлениями. В творчестве многих более или менее радикальных художников — как, например, тех, о ком шла речь в главе 6, — духовность (в некотором смысле) уживалась с резким неприятием христианской религии. В случае Вивьен это неприятие было связано с ее убеждением в том, что христианство — естественный враг для лесбиянки, о чем и сказано в стихотворении «Вот так я буду говорить…». Кроме того, она пришла к заключению (что станет понятно из материала, о котором вскоре пойдет речь), что церковь и Бог — угнетатели вообще всех женщин, не только лесбиянок. Придя к такому выводу, она не стала совсем отказываться от христианских символов, но принялась активно переосмыслять некоторые из центральных мифов и мотивов христианства, пытаясь поставить их себе на службу. К их числу принадлежал и Сатана, чей образ она использовала в качестве положительного символа, олицетворявшего женское освобождение и женское превосходство. И средства, которыми Вивьен это делала, можно уверенно отнести к разряду откровенного инфернального феминизма.

«Таинство ночи»: Сатана как создатель женщины и вдохновитель Сапфо

Весьма наглядный пример инфернального феминизма в творчестве Вивьен — ее переработка глав 1–2 Книги Бытия в «Мирской Книге Бытия» (из сборника стихотворений в прозе «Туманные фьорды», 1902). Этот текст, формально построенный как подражание Священному Писанию, завершает названный сборник и воспринимается как своего рода манифест. «Туманные фьорды» — последняя книга, выпущенная Вивьен без обнаружения своего истинного пола (в первых ее книгах имя автора обозначалось или как R. Vivien, или как René Vivien — с мужским написанием имени). Можно даже предположить, что, завершая сборник этим произведением, она совершала камингаут и открыто отвергала и попирала все мужское. Приведем его здесь целиком:

I. — До рождения Мира было два вечных начала — Иегова и Сатана.

II. — Иегова воплощал Силу, а Сатана — хитрость.

II. — Однако два этих начала ненавидели друг друга лютой ненавистью.

IV. — В ту пору царил Хаос.

V. — Иегова сказал: «Да будет свет». — И настал свет.

VI. — А Сатана сотворил таинство ночи.

VII. — Иегова дохнул на простор, и от его дыхания родилось небо.

VIII. — Сатана оживил эту беспощадную синеву бегущим изяществом облаков.

IX. — Из трудолюбивых рук Иеговы вышла весна.

X. — Из грез Сатаны родилась меланхолическая осень.

XI. — Иегова измыслил животных, могучих или грациозных.

XII. — Из лукавой усмешки Сатаны вырвались в мир цветы.

XIII. — Иегова замесил глину. А из этой глины он вылепил мужчину.

XIV. — Из материи этой же самой плоти проклюнулась, как безупречный цветок, плоть женщины — творение Сатаны.

XV. — Иегова согнул мужчину и женщину насильственными объятьями.

XVI. — Сатана обучил их остро-утонченным ласкам.

XVII. — Иегова создал из своего дыхания душу поэта.

XVIII. — Он вдохновил аэда Ионии, могучего Гомера.

XIX. — Гомер воспел величие смертоубийства и прославил кровопролитие, разрушение городов, рыдания вдов, всепожирающий огонь, блеск мечей, грохот битв.

XX. — Сатана слетел к закату и стал парить над Лесбосом, где отдыхала Сапфо.

XXI. — И она принялась воспевать мимолетные лики любви, приступы бледности и исступления, величаво разлетающиеся волосы, курящийся аромат роз, радугу, трон Афродиты, горечь и сладость Эроса, священную пляску критянок вокруг жертвенника, освещенного звездами, одинокое ложе под Луной и Плеядами, заходящими поздней ночью, нетленную гордость, которая презирает печаль и улыбается в смертный миг, и негу женских поцелуев под мерные звуки приглушенного морского прибоя, вздыхающего под сладострастными стенами Митилены[1646].

Примечательно, что Иегова обозначается здесь местоимением мужского рода (il — в стихах XIII и XVIII), а на пол Сатаны никаких намеков нет. Может быть, Вивьен — вслед за Казотом и Мендесом и традицией, которую они продолжали, — представляла Сатану в женском обличье? Любопытно было бы истолковать это именно так — еще и в связи с манихейским гиноцентрическим мировоззрением, которого придерживается рассказчица в автобиографическом романе Вивьен «Мне явилась женщина»:

Все уродливое, несправедливое, свирепое и трусливое исходит от Мужского начала. Все мучительно-прекрасное и желанное исходит от Женского начала… Два этих начала одинаково могущественны и ненавидят друг друга неугасимой ненавистью[1647].

Это чрезвычайно похоже на «Мирскую Книгу Бытия», и в таком случае получается, что Сатана — женское начало.

Большинство исследователей обходили молчанием этот парадокс гиноцентрического сатанизма (учитывая, что Сатану часто представляют в мужском обличье). Например, Карла Джей писала, что Барни и Вивьен