Инфернальный феминизм

«Мефистофела» Катюля Мендеса, вышедшая пятнадцатью годами ранее, еще ярче высветила эту связь и познакомила читателей с претенциозной и «грешной» героиней в лице протагонистки Софор, которая влюбляется в других женщин, но не становится от этого счастливой. Однако в этом романе выражался определенный сарказм по отношению к буржуазным ценностям, а лесбийская жизнь изображалась — неслыханное ранее дело — с точки зрения самой лесбиянки. Автор вкладывал в уста Софор пространные монологи, позволяя ей рассуждать, причем весьма убедительно, об изъянах гетеросексуального брака и о мужском угнетении женщин. Таким образом, лесбийский сатанинский культ предстал в «Мефистофеле» откровенно антипатриархальным, и особенно отчетливо это проявилось в сцене с черной мессой, где дьяволице подносят как жертвенный дар корзину с отрезанными детскими пенисами. В медицинском дискурсе того периода тоже использовались религиозные метафоры для описания так называемых «инвертов». Словом, о людях с такой сексуальной ориентацией в самых разных контекстах — не только в художественной литературе — заговорили как о сообществе, отправляющем некий (сатанинский) культ.

Поэтесса Рене Вивьен подхватила и освоила эти мотивы в собственном творчестве. В соответствии с традицией она изображала свою любовь к другим женщинам как нечто вроде культа и писала о ней языком, изобиловавшим религиозными метафорами и мотивами. Заметное место в произведениях Вивьен занимает демоница Лилит — она предстает там своевольной мятежницей, которая одновременно и очень похожа на Сатану (своим отказом склоняться перед кем-либо), и тесно связана с ним. Кроме того, в некоторых произведениях Вивьен прославляла Сатану как бога женственности или даже как творца женщины, а также заступника гомосексуалов. Она предлагала манихейское видение мира, где женщина и всё, что принято считать женским, выступает хорошим и положительным и исходит от Сатаны, тогда как все мужское и сотворенное Богом — отрицательным. Иногда складывается впечатление, что в этом контексте Вивьен представляла себе Сатану женской фигурой. Согласно этому критерию, даже в поэзии можно выделить две категории: гимны красоте, которые слагала Сапфо, создавались по наитию дьявола, а эпос Гомера с его описаниями войны и насилия вдохновлялись мужским началом — Богом. И все же иногда Вивьен подчеркивала противоестественную «извращенность» своих любовных склонностей, делая тем самым уступку декадентским понятиям о лесбийстве как о чем-то тревожно-мрачном и странном, но как раз по этой причине особенно притягательном. Соответственно, временами она делала сапфическое синонимом сатанического и порочного, и это сбивало с толку многих позднейших исследователей. Однако было бы чрезмерным упрощением расценивать эту тенденцию всего лишь как усвоение негативных стереотипов. Гораздо разумнее интерпретировать ее как одну из неоднозначностей общего декадентского течения с его тягой к инверсиям, которые, впрочем, лишь изредка доводились до логического конца. Вивьен, как и Пшибышевский, как раз необычайно последовательна в своих инверсиях и контрпрочтениях, и потому необходимо соотносить те случаи, которые могут выглядеть односторонней демонизацией, с другими ее высказываниями, где совершенно перевернута роль Сатаны.

В «Мирской Книге Бытия» (1902) Вивьен обращается непосредственно к стилю и композиции библейского текста, и здесь мы видим инверсию и прямой подрыв собственно Книги Бытия. Однако, как это часто случалось с декадентскими инверсиями, в поэзии Вивьен часто овеществлялись расхожие клише, которые обычно ассоциировались с понятием женского: нежность, луна, ночь, колдовство и так далее. Поскольку она сама высоко ценила и даже ставила на первое место подобные особенности и явления, то можно сказать, что это присвоение было довольно логичным ответом на женоненавистнические стереотипы. Большинство сегодняшних феминисток предпочли бы полностью деконструировать подобные понятия, однако Вивьен выбрала другой путь. Не идет здесь речь и о стратегическом эссенциализме (если воспользоваться термином Гаятри Спивак). По мысли Спивак, феминистки могут в ограниченном контексте перенимать эссенциалистские понятия, полностью сознавая их искусственность, — чтобы использовать их в чисто инструментальных целях[1751]. Вивьен же, напротив, считала, что в самом деле существуют универсальные женственные черты. Как мы уже видели, в силу своей приверженности декадентству она с восторгом принимала представления о лесбийском сексуальном меньшинстве как «демоническом» по природе. Вивьен прочла «Мефистофелу» Мендеса и впоследствии признавалась, что этот роман открыл ей глаза. Ее понятия о гиноцентричном сапфическом сатанизме восходят, скорее всего, к тому же источнику. Роман Мендеса повлиял на нее в такой степени, что она сформулировала целую поэтическую космологию, в которой Бог и христианство отвергались — как продолжение патриархальности.