Инфернальный феминизм

В текстах Вивьен много раз находили выражение отчетливо феминистические идеи. Например, в своем единственном романе устами героини, которая является ее альтер эго, она возмущается угнетением женщин и называет мужчин политическими врагами. Тем не менее сама она никогда не участвовала ни в какой политической борьбе (не считая писательской деятельности), и такие проблемы, как женское избирательное право, похоже, никогда не волновали ее. Несомненно, это было связано с ее аристократским элитизмом, выливавшимся в безразличие к положению менее богатых и утонченных женщин. Богатая и эрудированная декадентская поэтесса превратила свою отчужденность в некий почетный знак и потому сделала феминизированного Сатану одной из эмблем своего феминистического и беззастенчиво мужененавистнического мировоззрения. Этот мрачный символ, надо полагать, служил очередным способом продемонстрировать полное неприятие грубых людских масс, в особенности мужчин, а также отказ от патриархального христианства с его таинством брака.

ГЛАВА 8 Как стать демонической женщиной: бунтарские ролевые игры

И эти символы зла не страшатся надевать на себя! И, как змей Еву обольстил, так золотые украшения обольщают ту и другую из женщин; и здесь образ змея играет роль приманки; в восхищении совещаясь относительно нарядов, покупают они украшения с фигурами мурен и змей.

Климент Александрийский (ок. 150–215 гг. н. э.)

В этой главе пойдет речь о женщинах, которые и в жизни, и на сцене активно играли роли демонических, причем эти роли в различной степени включали в себя сатанические мотивы. В первую очередь мы обратимся к биографиям знаменитых личностей. Проанализируем мы и моду на зловещие украшения в виде змей, иногда прямо намекавшие на сговор Евы с Сатаной. Такие украшения обрели популярность среди женщин, особенно во Франции, на рубеже XIX — ХХ веков.

Три главные героини настоящей главы — Сара Бернар, итальянская маркиза Луиза Казати и актриса немого кино Теда Бара[1752]. Они решили (с оговоркой, что за Бару решили другие) вжиться в образ (более или менее сверхъестественной или оккультной) роковой женщины, придуманный по большей части писателями или художниками-мужчинами. По-видимому, это казалось им выгодным или полезным — для достижения коммерческих, бунтарских или иных целей. В своем анализе мы попытаемся выделить некоторые из подтекстов, которые могли скрываться за воплощением этого волнующего стереотипа как на индивидуальном уровне, так и в более широком культурном контексте.

В том, как эти женщины заигрывали с макабрическими мотивами, превращали себя в некое театральное зрелище — и в наполовину частной обстановке, и на сцене, — можно усмотреть всего лишь шутливые провокации, эксцентричные выходки богатых (а в некоторых случаях и знаменитых) женщин той эпохи. Именно так оно во многом и было. Однако за этими играми и шутками, как почти всегда и бывает, стояло и кое-что серьезное. Выбор дьявольских образов для игр с личинами — игр, порой продолжавшихся и в повседневной жизни, — обнаруживал, что табу и ограничения, которые эти женщины сознательно нарушали или высмеивали, были намертво связаны с консервативными христианскими ценностями. А потому проявление интереса или симпатии к демоническому, ужасному, к сатаническим змеиным мотивам служило своего рода критикой этих ценностей и отказом от них на символическом уровне. Иными словами, демонизм был одним из доступных для мятежных женщин способов продемонстрировать символическое сопротивление. Это не значит, что личности, которым посвящена настоящая глава, использовали подобные образы в политической борьбе, выступая от имени всех женщин. В сущности, они придерживались в своих действиях крайнего индивидуализма, что напоминало, например, подход Рене Вивьен. И все равно их дерзкие поступки имели обширные последствия — ввиду публичности и славы, окружавшей упомянутых женщин. Главным предметом рассмотрения в данной главе и является несоответствие между индивидуальной и частной сферой, с одной стороны, и коллективной и публичной — с другой. В случае Теды Бары демоническая личина не была придумана самой актрисой, однако представляет интерес прежде всего из‐за реакции публики на нее, а еще потому, что она показала, как изменилось использование образа Сатаны и всего демонического в качестве индикаторов женского бунтарства.

Богиня декаданса и жрица-феминистка? Сара Бернар и ее игры с имиджем