Инфернальный феминизм

По-видимому, если бунтарские посягательства на христианскую мифологию многим казались делом чересчур рискованным, для неевреев покушаться на мифологию иудейскую было все же чуть менее опасно. Так произошло с мифом о Лилит, который к концу XIX века стал подвергаться довольно радикальным переосмыслениям. В книге вольнодумного священника-унитария Монкьюра Дэниела Конуэя «Демонология и предания о дьяволе» (1878), которая, как и книга Мишле, была замаскирована под научную монографию, Лилит за отказ повиноваться Адаму восхвалялась как первая феминистка. Вскоре историю Лилит подхватила Ада Лэнгуорти Колльер и сочинила полномасштабную поэму под названием «Лилит: Легенда о первой женщине» (1885), где симпатичная героиня связывает свою жизнь с Сатаной — привлекательным персонажем, который оказывается настолько верным сторонником равенства между полами, что высекает в камне (в буквальном смысле) обещание придерживаться в браке полного равноправия. Фигуру Лилит продолжали использовать как эталон феминизма на протяжении всего периода, рассматриваемого в настоящей работе.

В 1870‐е годы звездой театральной сцены стала Сара Бернар. Она специализировалась в основном на ролях коварных женщин и была очень популярна среди феминисток. Эту же особенность отражал и ее внесценический имидж (если, конечно, считать, что она когда-нибудь вообще выходила из роли). Ювелирные украшения со змеями, шляпа, увенчанная чучелом летучей мыши и череда домашних интерьеров с ведьмовским декором — все это явно служило элементами той ролевой игры, в которой демонические мотивы использовались для демонстрации решительного отказа от общепринятых условностей, особенно тех, что навязывались женщинам. Будучи талантливой ваятельницей, Бернар изобразила саму себя демонической женщиной в скульптурном автопортрете — «Фантастическая чернильница» (1880). Другой нарушительницей гендерных норм была Елена Петровна Блаватская — «мужедама», как звал ее один из ближайших соратников.

В 1888 году вышел в свет монументальный эзотерический бестселлер Блаватской — «Тайная доктрина», где она рассказала о том, что змей, он же Сатана, раскрыл глаза человеческому роду. Он явился подателем гнозиса и избавил человека от демиурга Иеговы. Вероятно, это контрпрочтение было связано с тем, что третья глава Книги Бытия продолжала влиять на ограничение женских возможностей. Например, традиционные толкования этого библейского эпизода использовались для узаконивания запрета для женщин занимать священнические должности, а Блаватской — своего рода религиозному лидеру — наверняка хотелось отменить подобные запреты (или, во всяком случае, показать их бессмысленность для тех, кого привлекало Теософское общество). Возможно, заметное присутствие в теософских рядах феминисток побудило ее адресоваться этой части аудитории и, в частности, выбрать пресловутое место из Ветхого Завета для того, чтобы вывернуть его наизнанку. Возможно также, что Блаватская знала, что Фарнэм и другие рассматривали третью главу Книги Бытия как опору патриархальности. Какими бы ни были намерения Блаватской, в выполненном ею альтернативном истолковании роли змея как героя-бунтаря явственно просматривался феминистский подтекст.

Со временем ее взгляд обрел большую популярность у вольнодумцев. Более поздний пример подобной интерпретации встречается в докладе Генриетты Гринбаум Франк (1854–1922), прочитанном на Конгрессе еврейских женщин в 1894 году. Однако, в отличие от Фарнэм и Блаватской, Франк проводит четкое различие между змеем и Сатаной. Годом позже, в 1895‐м, вышел в свет первый том «Женской Библии». Эта работа, главным редактором которой была знаменитая американская суфражистка Элизабет Кэди Стэнтон, стала первой масштабной и систематической попыткой применить феминистский подход к Библии. Стэнтон с большим интересом читала книги Блаватской, а в работе над ее проектом участвовали другие теософки: Фрэнсис Лорд из Англии и соотечественницы Стэнтон — американки Фрэнсис Элен Берр и Матильда Джослин Гейдж. В собственных комментариях к третьей главе Книги Бытия Стэнтон сравнивает Сатану с Сократом или Платоном и хвалит решение Евы вкусить от запретного плода, который предлагает ей этот философ в змеиной шкуре. Лилли Деверё Блейк и Люсинда Чандлер, тоже работавшие над «Женской Библией», также восхваляли Еву за желание вывести человеческий род из тьмы. Стэнтон и ее коллеги обращали внимание на связь между традиционным прочтением этого библейского эпизода и патриархальным гнетом. В качестве альтернативы они ссылались на «эзотерическое» толкование грехопадения (имея в виду, скорее всего, толкование Блаватской), которое, по их словам, опровергало давнюю женоненавистническую традицию.