Инферно

Акифы прочесали все подножие острова, окурив газом каждую трещину и дырку. Отрядами руководил Китчам, но в его манерах и поведении произошла разительная перемена. Здоровяк словно сам превратился в биона. Из него исчезли все чувства и эмоции, кроме чистых функций. Сола он словно бы не узнавал.

Гримм проявил крайнюю осторожность. Пока ему не доложили о полной зачистке, лсан пребывал на фрегате, о чем-то беседуя с капитаном, которого взял в заложники. Сола вновь посадили в клетку, и следующие сутки он провел в полном неведении. Гримм что-то делал, и кажется, очень спешил. Но что именно, можно было только гадать. Вероятно, в деле был замешан тот загадочный контейнер.

Сол медитировал в вечернем сумраке, когда в трюм ворвались акифы и поволокли его в каюту к лсану.

Гримм пребывал в бешенстве.

— Вон! — заорал он на солдат.

Тех как ветром сдуло. Гримм, тяжело дыша, схватил Сола за грудки и хорошенько встряхнул.

— Ты, — прохрипел он. — Ты виноват во всем.

Сол не удержался от улыбки:

— Осечка вышла, гранд?

Гримм взвизгнул и ударил Сола наотмашь по щеке.

— Тварь… — прохрипел он. — Жалкая тварь… да как ты смеешь насмехаться надо мной!

Второй раз Сол наблюдал потерю контроля лсана над собой. Похоже, в его балансе Т-вещества произошел какой-то серьезный сбой. Сола вдруг посетила очевидная мысль: быть может, Гримм глубоко болен и торопится по понятным причинам, и тогда вполне объяснимы эти приступы, эта ярость и вспышки неконтролируемого гнева, которые можно было бы ожидать скорее от Китчама.

— Не все получается так, как хотелось бы, — сказал Сол. — Даже самый идеальный план дает осечку. Я думал, ты знаешь эту истину.

Сол даже почувствовал к лсану что-то вроде сочувствия. Гримм уже взял себя в руки и злобно смотрел на Сола.

— Поговори у меня, — процедил он. В руке блеснуло что-то, и в следующую секунду Сол почувствовал укол инъектора. — Это тебя приморозит, чтобы не было фокусов.

Тело быстро немело — волна разливалась от конечностей к сердцу. Сол взмолился Пророку, чтобы не отказало сердце.

— Прежде чем покончить с тобой, я выжму из тебя все, — пообещал Гримм. — В прямом и переносном смысле. Начнем с твоей башки.

Сол затаил дыхание.

— Мелкор матакун, — произнес Гримм.

Сола выбросило куда-то за метрику этого пространства и времени. Снова темнота, гулкая, вневременная. Потом тьма расцвела желтым и голубыми пятнами, и эти пятна, постепенно увеличиваясь, обретали четкость и объемы.

И вот он, мир…

— Господин Супар, спасибо за честь находиться здесь, в вашем доме, — сказал красивый улыбчивый человек, облаченный в мундир маджикуна — офицера дворцовой гвардии.

— Двери моего дома всегда открыты для вас, — учтиво ответил Супар.

Солари посмотрела на отца. Тот выглядел уставшим после долгой командировки по восточным провинциям, где проводил томительные переговоры с местными сепаратистами. Это заняло неделю, но отец смог решить дело миром. Всегда можно решить вопрос миром, любил говорить он, пусть даже это отнимает много сил. Мир стоит того, чтобы трудиться ради него.

Супар склонил голову ровно настолько, насколько требовал этикет сообразно рангу визитера. Когда в двери их дома постучали, он мог бы отослать гостей на завтра, но не сделал этого.

— Прошу вас к столу, — пригласила гостей Вена.

Солари перевела взгляд на мать — и залюбовалась ею. Вена была прекрасна как не сорванный цветок, и это было очевидно. Вена приковывала взгляды.

— Благодарю вас, — снова улыбнулся гость. — Надеюсь, мы не слишком вам помешали.

— Ерунда, — сказал Супар. — Пойдемте ужинать.

Все вместе, Солари с родителями, и гость со своими двумя сопровождающими — гвардейцами-маджикунами, они двинулись в столовую. Слуги открыли перед ними двери. Стол уже был накрыт. Все уселись и принялись за еду.

Солари усердно жевала, прислушиваясь к светской болтовне. Кроме обычных любезностей в разговоре сквозило что-то еще, но Солари пока не могла понять, что. В столовую заглянул начальник личной стражи, Фалудж. Он вошел и сел на свое обычное место, обеспокоенно глянув на тарелку.

Отец продолжал обсуждать что-то с гостями. Те пили легкое летнее вино и рассыпались в любезностях. Вена вежливо поддерживала общий разговор, зорко следя за тем, чтобы тарелки и чаши были наполнены.

— Ты совсем не ешь, Фалудж, — наконец заметил Супар.

Начальник стражи вздрогнул.

— Простите, господин.

— Тебе плохо?

— Нет, господин, — пробормотал Фалудж. — Если позволите, я пропущу ужин. Я не голоден.

— Конечно, Фалудж.

Тот поспешно встал и пошел к выходу, делая прислуге знак выйти с собой. Гость, неназванный офицер гвардии, отпил из чаши еще вина и сказал:

— Ваши слуги и домашние чтят вас, как Старшие и Младшие дети чтят свою светлейшую Мать. Если бы подобные нравы царили в каждой семье, джаханы вернулись бы в золотой век.

— Вы слишком добры, — сказал Супар на эту неприкрытую лесть. — В каждой семье бывают трудности, и мы не исключение.