А как поужинали, так стало темно. Не было у генерала и его товарищей ламп, не было свечей. А в темноте даже доспех на генерала надеть было непросто, пришлось вынести латы наверх и облачать его наощупь. Правда, Кляйбер принёс снизу немного ломаной мебели и прямо наверху башни развёл небольшой костёр, не в темноте же сидеть… Но луны, кажется, не предвиделось, так как звёзды на небе потихонечку начало заволакивать тучами. Костерок был небольшой, горел он у восточных зубцов башни, чтобы не сильно освещать площадку, не давать света для арбалетчиков. Уж если те хороши, им и тени у огня будет довольно, чтобы прицелиться.
Волков, уже облачённый в доспех, прикрывая на всякий случай перчаткой открытое забрало, смотрел с башни вниз на стену.
«Всего два копья высоты-то, а всё одно ничего не видно. Дьявол!».
А тут ещё подходит к нему фон Готт и говорит:
— Чувствуете, генерал, сырость пошла?
— Нет, не чувствую, — отвечал Волков.
— Да, да, — заговорила маркграфиня, услыхав их разговор, — потянуло сырым снизу.
— Туман поднимается из ущелья, — пояснил оруженосец. И добавил: — То нам на руку, при тучах да тумане Кляйбер легко уйдёт от замка вниз незамеченным.
— Да, — сразу согласился генерал, хотя и прекрасно знал, что ведьмам ни туман, ни тучи, ни ночь не помеха, чтобы видеть всё вокруг. Но ему было нужно, чтобы все, и особенно кавалерист, верили в успех дела. — Темнота нам кстати.
И тут снова заговорила принцесса:
— Господа, слышите? Прислушайтесь… Там, внизу, во дворе что-то… Они что-то затевают.
Что может слышать человек через подшлемник и шлем?
Волков лишь повернулся к фон Готту.
— Что там?
А тот, сняв шлем, стал прислушиваться, а потом сказал:
— Возле конюшен что-то… Может, коней впрягают в телеги?
Тогда генерал стал вглядываться в противоположный конец двора, и глаза его, с молодости зоркие глаза, различили полоску света под дверьми конюшен в уже изрядно сгустившейся темноте.
— Вряд ли они впрягают коней в телеги, — невесело заметил генерал. — Скорее они их седлают.
— Собираются куда-то? — к ним подошёл и Кляйбер. Конечно же, этот вопрос его заинтересовал. Оно и понятно. Не хотелось бы ему встретиться с теми, кто сейчас седлал лошадей, там, в темноте за пределами замка.
— Да ты не бойся, Кляйбер, — ободрял его фон Готт, — собак у них тут нет, а без псов в темноте да в тумане кто же тебя сыщет?
«Разве что ведьмы», — подумал генерал, но вслух произнёс:
— И то верно, в тумане тебя не найдут, ты только аккуратней будь, — и, чтобы ещё подбодрить своего человека, добавил: — И не бойся, я выйду из башни, постою у ворот, придержу их, у тебя будет немного времени, чтобы уйти подальше.
А тут к ним подошёл и Хенрик, он тоже заглянул вниз, во двор, посмотрел в темноту и сказал:
— Над приворотной башней есть ворот, колесо большое такое, через него канаты идут, что мост поднимают; если до тех канатов добраться да перебить их… Ну или опустить решётку перед мостом и не дать её поднять…
Тут и Волков, и фон Готт, и Кляйбер стали смотреть на старшего оруженосца, пытаясь разглядеть его лицо, да где там — темнотища вокруг, лишь костерок даёт какой-то свет, да и тот не близко от собравшихся у зубца башни воинов.
— Да, — наконец произносит генерал. — То мысли дельные.
— Если, конечно, приворотную башню никто не охраняет и забраться в неё получится, — в свою очередь продолжает Хенрик.
Только вот разглядеть приворотную башню в полной темноте не было никакой возможности, да и ни одного огонька на той башне не было.
— Да нет на ней людей, — уверенно заявил фон Готт, — мы их побили за день изрядно. На все башни рассадить солдат… У них людишек не хватит.
— Верно, — поддержал его Кляйбер. — Восьмерых они точно недосчитались, а было их с пришедшей подмогой человек двадцать, не больше, из них шестеро арбалетчики и один аркебузир.
«Можно подумать, что арбалетчик тебя из темноты копьём уколоть не сможет, — подумал генерал. — Да и всех ли своих людей нам колдуны показали? Впрочем, у костра со мною были, видимо, все, кого тогда смог собрать сержант».
— Я могу один сходить до неё, — заявил фон Готт. — Дойду, погляжу; коли нет над воротами никого, зайду в башню и закроюсь — и порублю канаты подъёмные. Хоть сейчас могу пойти.
«Храбрец, конечно, храбрец… Ребячество в нём играет, тоже хочет себя перед товарищами и маркграфиней показать. Вот только туповат он немного. Боязно его одного отпускать».
— Вы без света пойдете, так со стены свалитесь, — замечает ему генерал, немного сомневаясь в своём оруженосце. — А как без света поймёте, что рубить нужно?
— Огонь нужен, — догадался оруженосец. — Факел намотаю, деревяшек внизу много, тряпок старых тоже.
— А с огнём по стене пойдёте, вас и приметят сразу в такой-то темноте, да побегут вам навстречу, даже если и в приворотной башне никого нет, — размышлял генерал вслух. — И поймут, что мы задумали. Мысль про подъёмный мост хороша, конечно, но тут нужно быть похитрее.
— И что же делать? — эти доводы генерала заставили фон Готта недоумевать. И он вопрошал: — Как нам быть похитрее?