Инквизитор. Книга 14. Божьим промыслом. Пожары и виселицы

Генерал уже прятал в ножны меч и повернулся, чтобы вернуться к маркграфине, как вдруг под ногою его что-то опять тихо звякнуло, словно сапог его толкнул случайно какую-то железку.

Генерал остановился, и даже присел, стал шарить рукой по полу площадки, надеясь найти что-то, и тогда Кляйбер схватил небольшую щепу из костерка, чтобы посветить ему, но огонь на щепе тут же потух, а вот Хенрик вытащил уголь и, чуть обжигаясь, поднёс его к генералу поближе, присел рядом.

И тогда тот нашёл то, что звенело.

— Ишь ты! — удивлялся Кляйбер, присаживаясь тут же возле них.

— Что там? — интересовался через головы фон Готт.

— Кинжал, — сообщил ему, да и маркграфине кавалерист возбуждённо, едва ли не радостно. — Кинжал бабий нашли.

— Бабий? — удивилась принцесса. Но вставать со своего места и приближаться к находке не решилась.

— Истинно так, Ваше Высочество, сам он махонький, да и рукоять не под мужскую руку, — отвечал ей кавалерист.

Так и было, это был тот самый малый кинжал, который любая женщина без труда могла спрятать у себя в складках одежды. Лезвие у него было узким, в палец шириной, а длиной не более ладони, и рукоять его была совсем невелика. Как заметил Кляйбер, явно не под мужскую руку было ковано это оружие. К тому же уж очень изысканен был тот кинжал. Скорее украшение, чем оружие. Его красивую рукоять венчала голова дракона. Гарда была замысловата и позолочена. Женская вещица, женская. Хенрик попытался протянуть к оружию руку, но генерал перехватил её:

— Аккуратнее… Он, должно быть, отравлен.

Он взял оружие своей перчаткой, а оруженосец поднёс ему дымящую головню поближе, и тогда уже генерал рассмотрел на лезвии ножа… Оно блестело чем-то жирным и тёмным.

«Меня таким убить? Нет, то вряд ли… Это ещё попасть нужно в лицо. Всё остальное у меня прикрыто, под доспех такой зубочисткой если и пролезешь, ещё кольчугу пробить нужно… Неужели за маркграфиней шли? Она у нас одна без доспеха, — как бы там ни было, но об этой своей догадке говорить принцессе он не собирался. Волков взглянул на женщину. Она сидела у костерка на своей скамеечке перепуганная, глядела на него и ждала, что он ей скажет. — Нет, ей точно говорить о том нельзя».

Он подходит и бросает кинжальчик в костёр, и сразу от огня начинает струиться белый дымок.

Волков думал объяснить всё принцессе, а заодно и расспросить её, как она смогла разглядеть тьму во тьме, но тут как раз глазастый Кляйбер говорит ему:

— Господин, гляньте! Вон, у вас под сапогом… Никак, кровь чья-то!

— Кровь? — Волков убирает ногу и правда видит у своего сапога чёрную точку. Он тогда поднимается, а Хенрик при помощи больше дымящей, чем разгоняющей темноту головешки пытается посветить ему, приговаривая:

— А вот ещё две капли… И ещё вот… — он идёт к северному краю башни по кровяным каплям, как по следу. — И ещё…

— Достали вы его, господин, — удовлетворённо замечает Кляйбер, идя с Хенриком и глядя на пол. — Задели малость, вон ещё капли… Идут к самому краю…

— Интересно, а кто это был? — размышляет Хенрик.

— Интересно, как он сюда забрался, — вот этот вопрос больше интересует генерала.

«Мы, значит, были все здесь… когда они по западной стене подтащили лестницу… Тащили, а мы, значит, ни сном ни духом? Или принесли её, как мы все вниз спустились, оставив тут принцессу в одиночестве? Да нет же… Не успели бы они так проворно принести лестницу!».

— Нужно взглянуть, нет ли лестницы, — наконец говорит генерал, переставая разглядывать капли на полу и отправляясь к краю площадки в темноту, а Кляйбер и Хенрик идут с ним, оруженосец при этом размахивает головешкой, чтобы снова, хоть немного, раздуть на ней затухающие языки пламени. Так они подошли к одному из зубцов, и Хенрик, как следует раздув огонь на головешке и оглядев всё, сказал:

— Вот опять кровь… Тут он назад уходил…

И вдруг раздался удар, негромкий и глухой, и первый оруженосец выронил свою головёшку и выругался сквозь зубы:

— О-о… Чёрт!

Глава 20

На войне ничем нельзя пренебрегать. Ничем. Казалось бы, ты опытен, и доспех твой прекрасен, ты не лезешь под удары, ты внимателен первое время. Вот только всегда быть настороже утомительно. И даже опытный человек начинает пренебрегать мелочами, исходя из своего опыта и считая, что в данном месте ничего с ним плохого случиться не может. Что арбалеты с появлением хорошей брони утратили свою смертоносную силу, что теперь из них ещё нужно как следует попасть, не в грудь, не в чрево, а, к примеру, только в открытое лицо, в общем, попасть нужно очень точно, чтобы нанести хоть какой-то урон человеку в броне, так что стрелять должен отменный стрелок. Ну а в кромешной тьме это сделать и вовсе невозможно. Если, конечно, человек в броне не будет освещать себя чем-то. Но света, что давала головёшка, было мало. И лица она не освещала, поэтому…

— Хенрик! — говорит генерал, и в его голосе слышится и испуг, и раздражение. — Что с вами?

— Рука, сеньор! — сдавленно отвечает первый оруженосец и приседает возле зубца стены.

— Кляйбер, — едва не кричит Волков. — Огня, огня дай.