Инодин - В тени сгоревшего кипариса

Они проходят, добираются до тропы, которая работает дорогой в здешних краях. Отпускают большую часть проводников — тех самых, попавших в заложники. Съедают сломавшего ногу мула, сбиваются в кучи, накрываются палаточным брезентом и засыпают, как убитые.

После адовой каторги двухдневный переход по дорогам, которые вьются по вершинам хребтов, кажется лёгкой прогулкой — там, где ездят на своих двуколках албанцы, танки проходят легко, хоть и медленно.

К середине дня Котовский разглядел окружающую его красоту. Оказывается, дождь и низкие тучи вовсе не скрывают, а по-своему подчёркивают её, добавляют своеобразной контрастной мрачности окружающим пейзажам. Путь идёт по лиственным лесам, затем тропу обступают пушистые сосны с удивительными, очень длинными иголками. Лес заканчивается, колонна выбирается на открытое каменистое плато, заросшее бурой пожухлой травой, а по сторонам распахивается такой простор, что дыхание перехватывает — на востоке громоздятся покрытые снегом горы, вершины которых не видны из-за низких облаков, с другой стороны волнами уходят вниз лесистые склоны. Овцы, впервые в жизни услышав звук моторов, убегают далеко в сторону, и оттуда, ощущая себя в безопасности, пялятся на невиданных железных зверей, что с грохотом проезжают мимо. Пастухи в бараньих шапках, в плащах, похожих на казачьи бурки, замирают неподвижно, лишь сжимают в ладонях свои длинные посохи. Порой тропа идёт мимо высокого обрыва, с которого хрустальной лентой рушится в небольшое озеро водопад. И скалы вокруг – Алексей не подозревал, как красив может быть камень, над которым вволю потрудились ветер, мороз и вода, сколько у него цветов и оттенков. Умытые дождём скалы соревнуются в красоте, медленно проплывают мимо восторженно разглядывающего их человека.

Эвзоны облепили танки, как муравьи упавшего в муравейник жука, из-под шинелей и фесок видны только гусеницы, да торчат стволы пушек и зенитных пулемётов. Грузовики, топлива к которым больше, чем бензина к танкам, за день делают несколько рейсов, подвозят уставшую пехоту. Только мулам нет облегчения, и длинноухий транспорт безропотно тащит свою ношу.

К концу второго дня дорога идёт под уклон, за дальними холмами видна широкая низменность, и командиры решают двигаться дальше ночью — в эти края вполне могут забираться отряды итальянских фуражиров.

Котовский обходит танки, проверяет остаток топлива. Снял тяжесть с души — километров на пятьдесят хватит. До Эльбасана осталось чуть больше десяти, причём вниз — бензина в баках достаточно на бой и на дорогу, возвращаться не придётся. Алексей улыбается: зато дров они напоследок наломают — мама, не горюй. Главное — тихо и незаметно подобраться к городу.

Опытные бойцы стараются использовать отдых по полной программе — у небольших костров сохнут шерстяные чулки и тяжёлые башмаки — царухи, греки чистят винтовки, пулемёты и немногочисленные трофейные автоматы. Танкисты возятся у боевых машин — смазывают, что могут, подтягивают, что ослабло, удобнее перекладывают в боеукладках снаряды.

Палатка у Карагиозиса небольшая, но в тесноте — не в обиде. Советские командиры сидят вперемешку с офицерами батальона, вместо вина прихлёбывают из жестяных кружек горячий напиток — назвать залитую крутым кипятком смесь трав и веточек чаем язык не поворачивается. Люди намёрзлись и устали, тем сильнее им хочется добраться, наконец, до сидящих в близком уже городе итальянцев. Плевать, что шансов выжить у них нет, есть шанс уходя на тот свет изо всей дури хлопнуть дверью. Там, внизу, за рекой, склады, центр связи, а главное — штаб девятой армии врага и узел дорог, несколько стратегически важных мостов. Удержать это богатство сидящие в палатке не способны, зато могут уничтожить. Поэтому на худых, обветренных лицах собравшихся в палатке — радость ожидания. Именно поэтому сильнее вина пьянит горькое питьё, и хочется разделить с товарищами последний сухарь и самые заветные воспоминания.

— А очи в ней сыни-сыни, — рассказывает сидящему рядом с ним греческому лейтенанту белобрысый танкист, тот с пониманием кивает, рассказывает в ответ что-то не менее важное, обоим кажется, что они понимают друг друга без ставшего ненужным переводчика. Где-то на севере начинают стрелять тяжёлые пушки — несколько одиночных, потом батарея открывает беглый огонь. Командиры переглядываются, и подбираются.

— Кара, есть мнение, что героически сдохнуть у нас с тобой опять не получится — капитану эвзонов кажется, что на круглой голове советского друга шевелятся уши.

— Я не расстроюсь — отвечает грек и придаёт своему лицу карикатурно-мужественное выражение. Дружный смех командиров почему-то совсем не похож на тот, что звучал на несколько минут раньше.