Инодин - В тени сгоревшего кипариса

Немецкая артиллерия стреляла, как в последний раз, не жалея снарядов. Потом заработали пулемёты, залпами и вразнобой ударили винтовки.

— На прорыв пошли, — объяснил командирам взводов ротный.

Довольно скоро германская артиллерия замолчала, начала стихать ружейная трескотня.

— Отбили, — молодой, но уже обстрелянный взводный-раз отхлебывает пару глотков из фляги, отирает горлышко и предлагает ротному.

— Или не отбили, — Клитин отказывается от воды и затягивает застёжку шлема. — По машинам, товарищи.

Прорвавшаяся колонна движется уже далеко не в том безупречном, выверенном и утверждённом порядке, как всего сутки назад, но это немецкая колонна, и, несмотря на то, что разведчики понесли тяжёлые потери и мотоциклистов теперь катастрофически не хватает, а бронеавтомобилей практически не осталось, интервалы и дистанции выдерживаются, а приказы исполняются. Орднунг.

В голове приближающейся колонны идут танки. Странные какие-то, не похожи на немецкие. Чем-то напоминают Т-26, но крупнее[17]. Подвеска на тележках, горбатый силуэт. Но цвет серый и кресты на броне имеются, со своими не перепутать.

— Всё-таки прорвались.

Клитин машинально бросает взгляд влево и вправо. Танки роты развёрнуты в линию, расстояние между машинами строго соответствует уставу. Командиры машин стоят, высунувшись по пояс из башенных люков, следят за местностью и флажными сигналами. И не важно, что до обеда никто из них не доживёт. Клитин отмахивает сигнал, и механики запускают моторы. Ещё один взмах флажков, и рота двигается вперёд — разом, без отставших и вырвавшихся. Дружно лязгают крышки люков. Порядок.

До первого фрица метров пятьсот, пора. Щелчок гарнитуры, и командир роты впервые нарушает правила радиообмена:

— Я — Клитин. Простите, если что было не так. В первую очередь выбиваем танки. С коротких остановок — огонь!

В головного разом приходят четыре снаряда, Клитин недовольно морщится. Панцер останавливается, из башенного люка высовывается танкист, перегибается через край башни и замирает. Огибая подбитую машину, немцы разворачиваются навстречу и открывают огонь. Поймав момент, Клитин на ходу вгоняет снаряд в подставившего борт фрица. Успевает удивиться странной форме ленивца и ведущего колеса.

— Как тазики прикрутили.

С тонких стволов вражеских машин срываются вспышки дульного пламени. Немцы стреляют часто и метко, но снаряды их пушек с такого расстояния редко пробивают усиленную броню модернизированных танков. Дистанция боя быстро сокращается, и вот уже загорелся первый греческий танк, за ним второй…

Лязгает затвор…

— Короткая! Получи, сука!

Снаряд пробивает люк механика, вражеский танк останавливается.

— Готов!

Башня подбитого противника поворачивается, ствол орудия смотрит прямо в лицо. Вспышка. Она разворачивается в сверкающее покрывало, заливает весь мир и гаснет, унося его с собой.

Рота старшего лейтенанта Клитина в этом бою погибла вся — до единого человека. Они даже не успели увидеть, как наперерез уходящим немцам вылетели десятки стремительных БТ-5 и бой разгорелся с новой силой.

Шестая танковая пробилась к спешащим по её следам пехотным дивизиям. Без артиллерии. К этому моменту из двухсот пятидесяти шести танков в ней осталось пятьдесят четыре. Тяжелораненый при прорыве генерал-майор Ландграф так и не оправится от ран, будет долго болеть и скончается в июле сорок четвёртого.

***

Их нашли последними, после того, как обшарили руины селения, осмотрели сады и вытащили из подбитых бронемашин останки экипажей. Пожилой крестьянин, женщина средних лет и молодой парень в нездешней форме лежали рядом, иссечённые осколками миномётных мин так, что на телах почти не осталось целого места. Левая рука бойца даже после смерти сжимала приклад искорёженного немецкого пулемёта, из приёмника которого свисал огрызок ленты с четырьмя оставшимися патронами. С головы женщины взрывной волной сорвало платок, темная ткань зацепилась за покосившийся кол изгороди и вяло трепыхалась на ветру. Юбка женщины тоже разорвана, кто-то из немцев накрыл её истерзанные ноги пустым мешком. Рядом с крестьянином лежали остатки бурдюка, и густой тяжёлый запах смерти мешался с запахом домашнего вина. Судя по количеству воронок, немцы расстреливали их позицию даже после гибели всех защитников.

Всех троих похоронили в общей могиле там, где они приняли свой последний бой, по недостатку времени расширили и углубили один из окопов. Над могилой поставили простой крест из подобранных на руинах ближайшего дома досок, чуть ниже которого уложили кусок известняка, на котором кто-то штыком процарапал две звезды, на пять лучей, и на восемь.

***

Часовой срывает с плеча карабин, опускается за валун и выставляет его в направлении оглушительного топота, внезапно раздавшегося где-то рядом. Лунный свет отражается от воронёной стали ствола, бросает тусклый блик на матовую поверхность каски. Оглушительно шуршит трава, топот приближается, и на тропинке появляется еж, с деловым видом топающий по своим ежиным делам.