Инодин - В тени сгоревшего кипариса

Попавший в цель под острым углом снаряд выбивает искры из борта неловко подставившегося броневика и с обиженным визгом рикошетит в сторону и вверх. Барышев дергает щекой от досады — практически промазал. Мазать нельзя — слишком много противника, своей пехоты нет — если панцергренадёры подберутся слишком близко, придётся отходить.

Пока немцев удачно сдерживают очереди трофейных итальянских зениток, после бани, которую они устроили при отражении первой немецкой атаки, противник стал весьма и весьма осторожен.

Броневик виляет и укрывается за разбитым каменным сараем, там его не достать. Подполковник даёт команду на смену позиции и глядит на часы — батальон уменьшился почти вдвое, но немцы уже три часа топчутся на месте.

Сглазил — вокруг начинают подниматься столбы разрывов, немцы подтянули и развернули дивизионную артиллерию. В воздухе, закрывая обзор, повисают клочья дыма, за которыми подполковник с трудом различает резкие, рубленые силуэты немецких танков — больше трёх десятков машин нескольких марок. Растерявшая недавний фасон пехота топает на полусогнутых, кучками, старается укрыться за танковой бронёй.

Несколько выпущенных экипажами «Гочкисов» снарядов бесполезно отскакивают от лобовой брони панцеров. На бугор выскакивает грузовик с установленной в кузове зениткой. Получивший очередь немецкий танк разворачивается на перебитой гусенице, видно, как разлетается в стороны какое-то барахло, сорванное снарядами с брони. Барышев всаживает бронебойный в открывшийся борт, кто-то добавляет второй.

Поймав болванку бронебойного семидесятипятимилиметрового, машина зенитчиков подпрыгивает, следом прилетает фугасный, ещё один, лупят по металлу пулемётные очереди. Грузовик вспыхивает, из кабины вываливается горящий водитель, катится по земле, пытаясь сбить пламя. Из кузова не спрыгивает никто.

Следящий за происходящим на земле комбат не замечает, что воздушный бой у него над головой прекратился, уцелевшие истребители обеих сторон потянулись к своим аэродромам.

Взрывается один из трофейных французских танков, другой просто замирает на месте, не подавая признаков жизни. Барышевская машина накрывается клубами дыма от близкого разрыва тяжёлого гаубичного снаряда, осколки барабанят по броне, танк на заднем ходу расстилает перед собой разбитую гусеничную ленту. Не повезло, сейчас добьют.

На правом фланге наступающих останавливается танк, затем второй — непонятно, кто их подбил. Неожиданно раздаётся знакомый звонкий и гулкий звук выстрела дивизионной трёхдюймовки, и «четвёрка» в самом центре вражеского построения окутывается дымом. Когда ветер сносит дым в сторону, становится видна сорванная внутренним взрывом с погона башня, выбитые изнутри люки.

Дивизионок не меньше батареи, с расстояния в километр мощные орудия без особого труда проламывают броню любого немецкого танка. Гитлеровцы не выдерживают избиения и откатываются, умело прикрываясь поставленной их артиллеристами дымовой завесой.

Барышев счастливо матерится, прикидывая, сколько спирта должен командиру артиллеристов, и поднимает крышку люка – после боя в танке нечем дышать. Заглушая звуки артиллерийской канонады, раздаётся незнакомый до сих пор танкистам вой заходящих на бомбометание Ю-87.

— Ну, что?

Руки бойца не находят себе места, шарят по бёдрам, теребят ремень. Ноготь безымянного пальца на правой руке чёрный и, наверно, очень болит, но рядовой не обращает на него внимания.

— Всех, товарищ капитан. Танкистов, зенитчиков… Бомбами. В командирский, видно, прямое попадание — там и от танка мало что осталось…

Два десятка «Ястребков» догоняют эскадрилью «Юнкерсов» на отходе. Неуклюжие медленные машины плотнее смыкают строй, стрелки встречают истребители плотным огнём, четвёрка «худых» бросается наперерез атакующим, сбивает пару лобастых машин, но «Штуки» уже не спасти.

После того, как последний бомбардировщик падает на землю, три уцелевших «мессера», дымя моторами на форсаже, отрываются от противника и уходят на север. Четырнадцать истребителей с белыми звёздами на крыльях возвращаются на аэродром. Сверху хорошо видны грузовики, перебрасывающие от Салоник к линии фронта пехоту и артиллерию. Город всего в нескольких десятках километров, наверняка машины успеют до темноты сделать несколько рейсов.

***

Когда врагов столько, что в какую сторону ни плюнь — попадёшь кому-то из них в рыло, теряет значение проблема выбора. Безразлично, где и кого валить, лишь бы побольше. Положив тяжёлую трубку на коробку телефонного аппарата, Котовский хищно повёл ноздрями и криво ухмыльнулся.

— Слушай, что мы с тобой сейчас будем делать, лейтенант.