Инодин - В тени сгоревшего кипариса

Губы на серой маске на миг растягиваются во что-то, похожее на улыбку.

— В крайнем случае, можно стрелять шрапнелью, поставленной на удар. А мост заминирован и подготовлен к взрыву.

Кивок, дающий собеседнику понять, что его услышали. Капитан шарит взглядом по окрестностям. Не человек, помесь дальномера с арифмометром. Только щелчков не хватает.

— Лейтенант, снимайте орудия с позиций и ставьте два здесь, а третье во-от там, дальности хватит. Я танки замаскирую в кустах вдоль реки. Если останется время, займёмся трофеями, пусть ваши люди постараются собрать пулемёты и снаряжённые ленты.

Доброволец поворачивается, собираясь идти к своему танку, но передумывает и оглядывается:

— Не забудьте намочить землю перед стволами орудий, лейтенант! Хотя бы по два-три ведра перед каждой пушкой.

И, не давая возможности задать вопрос, уточняет:

— Чтобы пыль после выстрела не выдавала позицию.

У лейтенанта Михаилоса даже на секунду не возникло сомнения в праве странного танкиста распоряжаться его батареей. Ему, изучавшему в университете классическую литературу, показалось вдруг, что за танкистом, как за Аидом, стоят многие шеренги мёртвых — тех, кто погиб, сражаясь на его стороне, и тех, кто бился против.

Грек поворачивается и бежит на огневую, рассыпая по дороге распоряжения.

Им досталось больше получаса, за это время танкисты успели наскоро обшарить разбросанные на той стороне трупы, собрать то, что им показалось наиболее ценным и привезти добычу на свой берег на нескольких мотоциклах с колясками. Пулемётные стволы в дырчатых кожухах торчали из люлек, как охапки поленьев. Зенитчики успели перетянуть единственным итальянским грузовичком пушки и даже перевезли на новое место большую часть снарядных ящиков.

К удивлению Котовского, дозор из нескольких мотоциклистов и небольшого броневика остановился на несколько минут вне досягаемости огня из стрелкового оружия, осмотрел мост в бинокль и двинулся дальше, туда, где за рекой всё громче раздавались звуки нешуточного сражения. Должно быть, греки успели подтянуть подкрепления — их батальон на такой концерт не способен. Алексей несколько раз пытался связаться со штабом, но не услышал ничего, кроме треска помех и лая немецкой речи. Видимо, дальности не хватает. До ближайшего моста на ту сторону больше десяти километров, через час-два они доберутся к своим. Отдать приказ о подготовке к маршу Котовский не успевает — немецкие дозоры появляются на этом берегу Вардара.

— Лейтенант, у вас телефонная связь со штабом есть?

***

Солнце застряло прямо над головой, жарит изо всех сил. Просоленная гимнастёрка коробится на спине — хорошо, пока не ломается на сгибах.

— Да, это не макаронники, – боец сплёвывает вязкую слюну, прополаскивает рот водой из фляжки и отправляет воду следом за плевком.

— Если бы те так отгребли, пару дней сидели бы тихо, как мыши под веником.

Его не поняли, но кивают оба — и старый грек, и его родственница.

Вне зоны видимости гремят гусеницы, завывают многочисленные моторы. Начинают рваться в селе и окрестностях миномётные мины — уже не ротные хлопушки, серьёзные гостинцы, батальонного калибра.

— Пойдут опять. Скоро. Мы не стрелять, пока не дойдут здесь, — говорят, пальцем показывать нехорошо, а как иначе объяснить, если слов не хватает? Вроде поняли, опять кивают.

Пожилой припадает к бурдюку, вытирает усы рукавом, протягивает питьё разведчику. Вино. Лёгкое, кисленькое. Николай делает пару глотков, благодарит, возвращает ёмкость хозяину.

На дальнем гребне редкой расчёской прорастают фигурки топающих немцев, за ними выползают на обозрение непонятные машины. Выглядят, будто папа-танк надругался над грузовиком-мамой. Но пулемётов на каждом по два – и патронов экипажи не жалеют, стреляют с понятием. Очереди хлещут по склонам холма, верху невысоких каменных изгородей, окнам домов, заставляют защитников опускать головы, не дают целиться.

Прут хорошо, чётко держат дистанции и интервалы: отлаженный механизм, выверенный, не раз опробованный в деле. Идут, как косилка по лугу, всем видом дают понять — не стой на пути, сдавайся или беги, после нас останется только выкошенная пустошь. Козлоногова и его хозяйство в расчёт не принимают или не знают о нём — те, с мотоциклами, могли быть из другой части.

По пристрелянной цели самоходчики сразу бьют на поражение. Осколки хлещут по немецкой цепи, прямым попаданием снаряда буквально выворачивает наизнанку один из бронетранспортёров. Но пехота не теряется — уцелевшие броском вперёд уходят из-под артиллерийского огня, под обстрелом защитников добираются до небольшой лощины, укрывающей их от пуль. Зато с позиции Журбы они видны отменно, он для них почти с фланга. Немцы деловито рассредоточиваются, командиры машут руками, указывают подчинённым позиции. Пехотинцы готовят гранаты, цепляют к карабинам штыки — собираются рывком выскочить из укрытия и сойтись с защитниками деревни накоротке.

— А вот хрен вам, — Журба прижимает удобный приклад трофейного пулемёта к плечу и плавно тянет пальцем спусковой крючок.

***