Лаис вырывается, спрыгивает с постели и отбегает к двери в туалетную комнату.
— Скоро придёт прислуга. А ещё я хочу есть. Как у тебя с деньгами? Не разоришься, если я затащу тебя в лучший ресторан города?
Два дня отпуска пролетели как один миг.
— Надеюсь, старалась я не зря, и тебе будет что вспомнить, Алексий Кожаный Затылок.
Лаис напряжена, как натянутая струна — потяни чуть сильнее, и, скручиваясь спиралями, со стоном разлетятся в стороны никому больше ненужные обрывки.
— Ты был отличным любовником, мне понравилось. Если захочешь продолжить, и будет возможность — заходи. Провожать не пойду, сам доберёшься.
Котовский проводит рукой по копне чёрных волос, кончиками пальцев касается губ — остановить, пока распаляющая себя женщина не ляпнула такого, чего никогда ему не простит.
— Я не силён в вашем законодательстве, но знакомства у тебя есть, и неплохие. Если буду жив, постараюсь вернуться через месяц. К этому времени ты должна быть свободна и готова снова выйти замуж.
— Кто тебе сказал, что я собираюсь сменить одного картонного мужа на другого?
Она не позволяет себе поверить, в глубине её глаз прячется ожидание боли — сейчас засмеётся, скажет, что пошутил. Или молча пожмёт плечами.
— А я и не спрашивал. Просто сделай это. Я так хочу.
Она пошла его провожать и махнула рукой вслед уезжающему автомобилю.
***
Солнце висит за спиной — почти полдень. Не зря самолёты противника постоянно норовят зайти в атаку с той стороны. Но получается у них редко — зенитчики и истребители с островных аэродромов чаще всего срывают такие попытки. А против солнца попробуй цель разгляди. Это о хорошем.
Остальное — плохо. Оборону в Халкидике немцы взломали сразу в трёх местах. Прорыв непосредственно к Салоникам ликвидировали, но два других закрыть было просто нечем. Всё, что теперь могут добровольцы, — это сдерживать продвижение немцев, не позволить в считанные часы добраться до портов на южном берегу полуострова. Пока получается.
Ерофей движением руля и лёгким толчком педали немного доворачивает танк, загоняет в прицел участок дороги. Ждёт, пока силуэты разнюхивающих обстановку мотоциклистов сольются в поле прицела и отправляет им навстречу осколочный так, чтобы снаряд ударил в грунт просёлка с небольшим недолётом. Когда ветер относит клубы дыма в сторону, на дороге стоит только один мотоцикл из четырёх — два опрокинулись в кювет, последний, развернувшись, удирает. Трупы в стоящем на дороге «Цундапе» уже никуда не торопятся — один навалился грудью на руль, второй запрокинулся в коляске.
Ерофей, не дожидаясь команды, даёт задний ход, разворачивается и отводит танк на полкилометра южнее, к заранее выбранному укрытию — сейчас фрицы развернут передовые части и попытаются атаковать его старую позицию, их по очереди трепанут два экипажа, стоящие теперь ближе к переднему краю. Потом снова придёт очередь их танка выпустить пару снарядов. Если немец попробует обойти, наткнётся на такую же подвижную засаду — батальон перекрыл чуть не половину полуострова. Хорошо придумал капитан — немцы несут потери, хоть небольшие, но обидные, и топчутся почти на месте, а сделать ничего не могут — танкисты в полноценный бой не ввязываются.
Вот только жара… Жуков делает пару глотков из фляги и открывает люк — минимум полчаса можно отдохнуть.
Перекусили, чем бог послал, и снова приготовились к бою. В этот раз подловить фрицев не получилось — они пробрались по бездорожью и вызвали артиллерийский огонь — пришлось уходить с позиции, наугад саданув пару семидесятипятимилиметровых фугасок по заросшим кустарником вершинам — туда, где померещился в листве блеск оптики. Ерофей придавил педаль подачи топлива, на четверть повернул рулевое колесо, обходя торчащий у обочины валун, и земля с грохотом ударила в левую гусеницу, танк тряхнуло, смотровые щели заволокло дымом, но Ерофей этого уже не увидел — медленно сполз с сиденья и завалился набок.
Карта развёрнута на паре столов, намертво прибитых в кузове итальянского грузовика, — управлять разбросанными на фронте в три десятка километров ротами и взводами из танковой башни невозможно. Не будь Греция такой гористой, ему банально не хватило бы сил, а так — километров много, дорог мало. Немецкая пехота просачивается по бездорожью, но натыкается на второй эшелон. В любом случае, таким макаром им отходящих греков не догнать, потому что эллины топают по дорогам. Михаил должен выиграть для них сутки. За это время пехота укрепится перед гаванями, прикрывая эвакуацию.
— Товарищ капитан, наш француз при отходе подорвался на мине! — связист уставился поверх борта невидящим взглядом, сейчас он состоит изо рта и ушей.
— Все живы, но у Жукова отнялись ноги.
Фунтиков на минуту замирает — обдумывает ситуацию.