Через десять минут мы действительно погасили ночники, но потом еще долго болтали. Тэйлор разговаривала, закрыв глаза, а потом незаметно уснула. Мне кажется, совсем не от скуки. Хотя мы и потушили весь свет, комнату заливало лунное сияние, пробивавшееся сквозь полупрозрачные занавески, которого было вполне достаточно, чтобы видеть ее лицо, когда она спала. Не знаю, что мама имела в виду, ведь я ниже Тэйлор, к тому же она очень худая, но мы, полагаю, все же немного похожи. И у нее, и у меня длинные каштановые волосы.
О Тэйлор я узнала три вещи, которые теперь мне очень нравятся:
1. С ней интересно.
2. Она любит книги так же сильно, как я.
3. Мы с ней родились в один и тот же день.
Мы появились на свет в одной и той же больнице, в один и тот же день, с разницей всего в несколько часов. Если бы я родилась в семье Тэйлор, моя жизнь была бы куда лучше. Начнем с того, что из школы меня забирали бы на «Вольво», к тому же бабушки и дедушки Тэйлор все еще живы. Но тогда моя собственная Буся не была бы моей, а это уже очень печально. Я смотрела на спящую Тэйлор почти целый час. Я как будто видела другую версию себя.
Теперь у меня есть подруга. Я старалась ни к кому не привязываться, но на этот раз, может, все будет хорошо, ведь мы как две горошинки в стручке.
Сейчас
В моей палате кто-то был. Прослушал сообщения на моем телефоне, удалил их и сказал, что я попала в больницу по собственной вине. Это был не сон, теперь я не могу спать, мне слишком страшно. Страшно от того, что я знаю, и от того, что нет. Не могу с точностью сказать, сколько времени прошло с момента его визита, но он, по меньшей мере, не вернулся. Время растянулось и превратилось в субстанцию, которой я уже не могу подобрать названия. Мне хочется, чтобы кто-то заполнил пробелы, которых так много, будто я оказалась в теле человека, прожившего свою жизнь, но не оставившего о ней никаких воспоминаний.
– А вот весьма любопытное завершение нашего утреннего обхода. Кто может прокомментировать мне этот случай?
Я слышу, что они собрались в ногах кровати. Хор докторов в моих ушах сливается в один-единственный голос. Как хочется выгнать их всех отсюда.
Я вынуждена слушать, как они обсуждают меня, будто я не лежу прямо перед ними. Они говорят по очереди и каждый раз сообщают, что им ничего не понятно и когда я очнусь, они не знают. Я говорю сама себе «когда», потому что не хочу даже думать о «если». Исчерпав все неверные ответы, они удаляются.
Я, вероятно, спала – сейчас замечаю, что родители опять в палате. Сидят по обе стороны кровати и не издают ни звука, будто здесь и вовсе никого нет. Мне хочется, чтобы они сказали хоть что-нибудь, но вместо этого они, наоборот, стараются вести себя как можно тише, словно боятся меня разбудить. Мама сидит так близко к кровати, что я чувствую запах ее крема, который пробуждает в памяти воспоминания о нашей поездке в Озерный край.
Клэр купила путевку, желая устроить что-то вроде девичника на троих, но когда пришло время ехать, у нее, беременной близнецами, уже здорово округлился живот. Ее тело теперь было совсем не такое, как у меня, она стала какой-то огромной, вечно утомлялась и редко выходила из своей комнаты, поэтому нам с мамой пришлось ехать вдвоем. В последний день на отдыхе, когда дождь наконец прекратился и где-то за тучами село за горизонт солнце – которого, к слову, мы так ни разу и не увидели, мы с мамой отправились ужинать в ресторан.
Мы устроились за небольшим столиком, перед нами раскинулось озеро Уиндермир. Помню, я все смотрела на первые звезды, загорающиеся высоко в небе над покрытой рябью водой, и думала, как же это красиво. Потом сказала маме тоже посмотреть, потому что освещение действительно было изумительным. Она повернулась, бросила через плечо мимолетный взгляд и вновь уткнулась в винную карту, не сказав ни слова. За долгие годы Клэр стала для нас чем-то вроде связующего звена, и в ее отсутствие мы просто распадались в разные стороны. Мама сказала, ей все равно, что пить, лишь бы это было спиртное, и протянула карту мне. Я заказала первую попавшуюся на глаза бутылку красного, чувствуя, что мне и самой надо выпить.
Когда принесли закуски, мы уже успели ее опустошить наполовину. Мама подливала себе еще и еще, я старалась от нее не отставать, все равно больше делать было нечего. Темы для разговоров у нас иссякли еще в день приезда, и теперь родник слов пересох. Но после вина все изменилось.
– Ты не переживаешь из-за Клэр и ее детей?
Мамина фраза будто наткнулась на невидимое препятствие и совершила жесткую посадку. Да, она пыталась показать, что переживает за меня, но ощущение было такое, что мне нанесли удар под дых. Ей хотелось внуков, и это ни для кого не было тайной. А я для нее в который раз стала лишь источником разочарований.