Иностранная литература: тайны и демоны

Всякий раз, когда мы говорим о Мопассане, непременно возникает чувство какой-то двусмысленности. Для большинства читателей Мопассан ассоциируется с темой любви, с темой чего-то неприличного, запретного. Мопассана старательно прячут от детей. Мое преимущество было в том, что мне его, наоборот, лет с одиннадцати подкладывали, ореола запретности вокруг него для меня не было. Но вот в чем парадокс. Мопассан далеко не исчерпывается комическими новеллами про адюльтер, трагикомически-издевательскими новеллами про нормандских крестьян, философскими размышлениями о путешествиях – травелогами вроде «На воде» (1888). О чем бы Мопассан ни говорил, за его прозой стоит нечто гораздо большее, гораздо более значительное. Точно так же как когда Чехов рассказывает нам о неловких и по большей части малосимпатичных интеллигентах своего времени, он хочет сказать нам о чем-то большем. Словно какой-то мощный источник света стоит возле этих жалких и смешных людей, какая-то огромная вертикаль размещена рядом. В этом причина и близости писательской манеры Чехова и Мопассана, и некоторого взаимного отталкивания: Мопассан Чехову был бесконечно интересен и при этом активно неприятен по большей части.

Сходство их и родство заключается еще и в том, что истинная тема их творчества от нас всегда полускрыта, больше того, никогда не обозначена. Чехов – певец конца русского мира, за которым должно настать что-то прекрасное, певец ожидания утопии: вот когда-нибудь настанет прекрасная жизнь, которая отменит жалкие страдания чеховских героев. А вот какова главная мопассановская тема, которая не дает ему остаться в нашем сознании только певцом любовных смешных неприятностей?

Мопассан начал писать довольно поздно. Вернее, писать он начал рано, но писал очень плохо примерно до тридцати лет. Пока в тридцать один год он не напечатал в альманахе «Меданские вечера» повесть «Пышка», никто его всерьез не принимал. Потом сборник новелл-очерков «Воскресные прогулки парижского буржуа» того же 1880 года заставил о нем заговорить. Но из раннего Мопассана до нас почти ничего не дошло, кроме отдельных упоминаний в письмах, трех десятков стихов, довольно посредственных, и повести «Доктор Ираклий Глосс», многословной, неостроумной и несколько хамской. Посвящена она проблеме переселения душ, которая с самого начала Мопассана очень интересовала, так что, пожалуй, религиозная тема у Мопассана есть. Но мне еще не удавалось найти писателя, который бы искренне не принимал Бога, который бы дурно относился к Христу. Даже Ницше про него хорошо сказал. И Пастернак думал, что борется с Христом, а всего лишь подходил к нему с другой стороны и не дошел совсем чуть-чуть.

И темы греховности любви я у Мопассана не вижу; наоборот, любовь у него – грех простительный, уж если на то пошло. У Мопассана, как у Алексея Балабанова: один роман для публики, один для себя. Для публики написан «Милый друг» (1885), для себя – «Пьер и Жан» (1888). Для себя написана «Сильна как смерть» (1889), а для публики – «Наше сердце» (1890). Если в романе «Сильна как смерть» доказывается, что любовь есть одна из приятных разновидностей смерти, то в «Нашем сердце» доказывается всего лишь, что любить надо двух женщин: когда у одной плохое настроение, с другой можно утешиться. Я же думаю, Мопассан понимал любовь как единственный способ приблизиться как-то к Богу. Василий Васильевич Розанов говорил, что человек во время любви или животное, или Бог. Так вот, мнение, что Мопассана в жизни больше всего интересовал секс, – это заблуждение очень распространенное и очень от истины далекое.

С темой безумия тоже сложно. Само безумие Мопассана началось в 1891 году, до этого у него были произведения, только навеянные страхом безумия, как, например, рассказ «Рука» (1883), или «Волосы» (1884), или «Ночь» (1887), когда герой бродит по Парижу и понимает, что город вымер, или рассказ «Кто знает?» (1890). Но это, скорее, из области обычных кошмаров впечатлительного человека.

Рискну сказать, что главная тема Мопассана – это конец истории, конец человека и второе пришествие Христа. В новелле «Орля» (1887) Мопассан говорит нам, что человек вообще не главное существо на Земле. В первой редакции новеллы после рассказа своего пациента врач заключает: «Не знаю, безумец ли этот человек, или безумцы мы оба… или… или и впрямь явился на землю наш преемник»[70]. Человек – промежуточный этап эволюции, на смену ему пришло неведомое существо – и это сквозная и наиболее мучительная тема Мопассана. Мыслью о несовершенстве проекта человека, эсхатологическими настроениями человечества проникнуто все творчество Мопассана.