Иностранный легион. Молдавская рапсодия. Литературные воспоминания

— Если начнется бомбардировка, — сказал он мне, — не подходите к окну: в доме напротив живут фашисты, они будут стрелять в окна.

С понятным изумлением я спросил: почему же этих фашистов не убирают? Но тот ничего мне не ответил. Он лишь улыбнулся и взглянул на меня, как смотрят на наивного человека.

Саботировать было в Испании проще простого, — сколько угодно!

Я познакомился с командиром одного из полков Интернациональных бригад. Француз, коммунист, он прошел первую мировую войну в чине майора и имел немалый боевой опыт.

— Представьте себе, — рассказывал он, — недавно я поймал шпиона. Прямо за руку его поймал, мерзавца, когда , он подавал неприятелю световые сигналы. Что мне было с ним делать? Расстрелять! Что же еще? Но он оказался испанцем, и за него встали грудью все испанцы моего полка. «Конечно, враг, — говорили они.—

Но что из этого? Значит, у него такие взгляды! Надо удалить его с линии фронта, вот и все!»

Сколько этот француз ни убеждал, что безнаказанность одного шпиона послужит поощрением для сотен других, его и слушать не хотели. Тогда он поехал в Мадрид, к главнокомандующему генералу Миаха, и добился у него (тоже не без труда) разрешения судить шпиона и расстрелять его. Но, вернувшись в полк, он узнал, что судить-то уже некого: птичке открыли клетку, птичка выпорхнула. Через два-три дня была перехвачена неприятельская газета. Птичка сама рассказала в ней все дело, и притом в весьма веселом, даже игривом тоне.

— Было бы не так обидно, — сказал мне командир полка, — если бы ему помогли бежать какие-нибудь другие шпионы. Но в том-то и дело, что его выручили честнейшие люди. Каждый из них готов сто раз умереть за свою родину. Но умереть им, кажется, легче, чем расстрелять испанца, даже если это заведомый шпион: ведь он «дал слово, что больше не будет»! Они поверили. Разве можно не верить испанцу, когда он дает слово?

Под охраной этой «кастильской чести» работали шпионы Франко, и агенты парижской сюртэ, и румынской сигуранцы, и польской дефензивы, и итальянской овры. Мерзавцы пробирались на командные посты и угоняли людей на верную гибель.

Под охраной «кастильской чести» работали троцкисты. У них были свои военные силы, чтобы срывать планы командования Интернациональных бригад. И еще были анархисты — мощная партия беспорядка, с которой тоже приходилось считаться.

На фронт приходили пушки без замков, снаряды, начиненные песком, патроны, не подходившие к калибру оружия. Фронт требовал чистки и смены командования и штабов. Но во всех инстанциях, куда можно было направлять жалобы, сидели люди Франко.

Достойно удивления: как же это Мадрид продержался почти три года?! Город был осажден, предместья были изрыты траншеями, в квартале Карабанчель Бахо шли рукопашные бои, кровь стекала в Мансанарес по городской канализации, а ворваться в Мадрид немецкие танки смогли, только когда правительство заключило мир с генералом Франко, верней, капитулировало перед ним через голову армии и народа.

Но тут надо кое-что уточнить.

Если бы Франко рассчитывал только на своих солдат и мавров, он бы с места не сдвинулся, не было бы никакого мятежа.

То, что¹ происходило в Испании, было открытой интервенцией Гитлера и Муссолини, предпринятой для ликвидации Народного фронта.

Ах, эти Народные фронты, эти грозные объединения левых партий в Испании и Франции! Вся мировая буржуазия сходила с ума от трепета и страха. Ей мерещилась советская власть. Это было для нее пострашней, чем пресловутый Страшный суд, предрекаемый Библией. В него никто не верил: если бы история с этим судом содержала крупицу правды, ему бы уже давно пора было состояться, а между тем его никто не видел.

А советская власть имеет реальные очертания. Ее видят все.

В чем же спасение? Кто спасет?

Как это —кто? Гитлер спасет! Только не надо ему мешать!

Мешать? Господи, да мы ему поможем!

И помощь была ему оказана в высшей степени существенная.

Едва военные действия начались, правительства двух великих так называемых демократий, Англии и Франции, организовали «Комитет по невмешательству в испанские дела». «Невмешательство» выразилось в том, что Франция отказала Республике в выдаче давно заказанного и оплаченного оружия. Англия же со своей стороны блокировала побережье Республики, дабы никто не мог туда доставить оружие и снаряжение со стороны моря. Совершенно очевидно, в чем была цель этого хваленого «невмешательства»: не мешать Гитлеру.

Испанский народ был вынужден бороться почти безоружный и голодный.

Но он боролся.

Он боролся с яростью отчаяния, и эта ярость нагоняла смертельный страх на всю мировую буржуазию. Она звала Гитлера уже истерически, как зовут на помощь в минуту гибели.

Но Гитлер не мог прийти: не пускали испанские республиканцы.

Тогда поднажали на испанских правых социалистов, которые стояли во главе правительства. Они все поняли и капитулировали.

Оригинального в этом нет ровно ничего: Иуда опередил их на две тысячи лет. Они только эпигоны.

Вспоминая свое недолгое пребывание в Испанской республике, я думаю не о расторопной прислуге франкистов.