ИНСАЙТ

«Не безопаснее ли избавить себя от опасности и выбора сейчас?»

Вкрадчивый, соблазнительный шёпот наполнил мою голову. Я снова посмотрел на спящего. Рука, спонтанно, дёрнулась к шее, на которой до сих пор, без дела, болтался смертоносный кулон в виде месяца. Сжала холодное серебро, потом, будто передумав, опустилась к поясу, на котором висел один из оставшихся у меня ножей. Спина продолжала беспечно вздыматься, и лезвие, тихо шелестя, выползло из самодельных ножен. Вторая рука, со скрюченными пальцами, потянулась вперёд. Её то вид и остановил меня. Я, не веря, смотрел на левую ладонь. В мертвенном зелёном свете, кожа казалась неестественно бледной. Там, где её не пересекали чёрные полосы, вроде тех, что я видел на умирающем мальчике. Они повторяли рисунок вен и, как мазки туши, выбрасывали «побеги», прораставшие в кожу вокруг. И ногти. Чёрные, огрубевшие, заострившиеся, похожие больше на когти какого-то зверя. Я снова подумал о Лисе. Как спасаю её, прихожу к ней, а она… Что она сделает? Узнает ли меня, хотя бы? Некстати вспомнилось, как теперь выглядит моя маска – искажённой пародией на лицо безумца с чертами дикого зверя. Вряд ли узнает. Я, прошлый я, скорее всего умчался бы от себя нынешнего в слепом ужасе. Только сейчас я, наконец осознал, насколько прав Серафим, которого я только что, почти не задумываясь, собирался зарезать во сне. Я уже не совсем человек. Чудовище, да. И вопрос только в том, чего во мне осталось больше.

Пальцы разжались и нож сиротливо звякнул об пол. Я уселся на жёстком камне и впал в какую-то прострацию, рассматривая свои искажённые ладони (Правая выглядела ещё хуже. Ногти на ней стали настоящими когтями, а чистых участков кожи почти не осталось). Слёзы, в который уже раз, обожгли глаза, но я, поглощённый созерцанием и осознанием чудовищных метаморфоз, даже не сделал попытки утереть их. Через несколько минут, меня вернул к реальности голос Бауты:

– Я рад, малыш. Рад, что ты устоял. Не всё потеряно.

Я поднял голову. Внимательно сощурившись, Серафим сидел лицом ко мне, прокручивая между пальцами жезл. Я чувствовал, как в нём, уже успокаиваясь, бурлит сила, которую до этого искусно от меня укрыли. Облегчение от осознания, что я только что избежал смерти, смешивалось в душе с сожалением. Какая-то часть меня, бьющаяся в агонии, всё уменьшающаяся, та часть, которая составляла мою человеческую суть, жалела, что всё не закончилось сейчас, не оставляя места мучительной неопределённости. Не заставляя барахтаться в темноте, между превращением в монстра и сумасшествием.

Чувства были так сильны, что я, совершенно неожиданно, уткнулся лицом в свои когтистые лапы и разрыдался, тихо подвывая, как обречённое, раненое животное, которым себя и ощущал. Но это был обычный плач. Стон человека, на которого свалилось слишком много переживаний, и что-то внутри, не выдержав, надломилось. Он не выплёскивал из меня волны тёмной энергии, не заражал всё вокруг безумием. Не искажал восприятие. Не давал сил. Не давал ничего, кроме слёз. И облегчения.

Не видя ничего, из-за застилавшей глаза влаги, я только почувствовал, как на мои плечи легли тяжёлые ладони. Стыдясь слабости, постарался отстраниться, но Баута, как отец, успокаивающий проснувшееся от кошмара дитя, только сжал руки сильнее, удерживая меня на месте. Так мы и просидели несколько минут, пока, опираясь на спокойствие и тепло его рук, я, наконец, не успокоился.

Серафим отстранился и вгляделся мне в глаза. Я не знал, что сказать, кроме банального спасибо. Но тишина не была угнетающей. Сейчас я чувствовал небывалое спокойствие, что-то из детства. Наивную, но успокаивающую уверенность, что всё будет хорошо. В Городе я ещё не испытывал ничего похожего. Эти эмоции были дороже всех сокровищ.

Баута встал, развеяв окутавший нас туман умиротворённости и, будто смущенный, отряхнул плащ, глухо пробормотав:

– Кхм, да. Ты справился. Теперь отдыхай, я помогу тебе уснуть.

Я закрыл глаза и без всякой напряжённости почувствовал, как его ладонь легла мне на лоб. Я расслабился и «открыл» мысли. В голову перетекало спокойствие и сонливость. Уже проваливаясь в лишённый обычных кошмарных видений сон я знал, чью сторону приму, когда придёт время. Я был уверен.

Проснулся я от ощущения тепла и соблазнительного запаха. Сквозь веки пробивались оранжевые отсветы и, открыв глаза, я уставился в разведённый у противоположной стены небольшой костёр, пожиравший обломки ящиков и выплёвывающий дым и искры в небольшое разбитое окошко под потолком. Две открытые банки стояли на большом камне, втиснутом, как клин, в середину костра и распространяли аромат мяса.

Я резко сел, едва не захлебнувшись слюной и только сейчас понял, что последние несколько циклов ел так мало, что обычный человек давно бы уже зачах. Но о еде в это время я вспоминал крайне редко, а если и ел, то без всякого желания, только по привычке. Видимо ещё одно последствие метаморфозы.

Баута, увидев, что я проснулся, сухо кивнул и отодвинул камень от огня.

– Хорошо, что ты проснулся. Я уже собирался тебя будить. Звон скоро.