В лесу становилось всё холоднее. Это, как ни странно, положительно повлияло на состояние моей раны. После мази, которую принёс мне недоразвитый сынок лесника, рана меньше болела, и жар по вечерам уже не был так высок. Я очень боялась простудиться, но никаких симптомов простуды у себя не замечала.
Мне вспомнилось, как в прошлом году, едва промочив ноги при одной из вылазок в лес на пару с Сарой Манджукич, я слегла с простудой на две недели, а кашель сохранялся у меня потом месяца два. Сейчас же, ночуя в шалашах из еловых веток, переходя вброд ледяные ручьи, я не заработала даже насморка. Разумеется, этот факт меня радовал. Но смутное, раздражённое и напряжённое состояние, которое охватывало меня с наступлением ночи, вызывало тревогу. Беспокоили и лесные звери. Однажды я проснулась от того, что какой-то маленький мерзкий зверёк, по виду похожий на бобра, лизал мне щёку. Я с омерзением отбросила наглое создание и закричала, тут же пожалев о том, что издала человеческий звук. Зверёк испугался и скрылся в зарослях, но я до утра не могла заснуть, представляя на щеке прикосновение его мерзкого языка.
В какой-то момент мне стало казаться, что я и сама превращаюсь постепенно в лесного зверя. С каждой ночью у меня обострялись слух и зрение, а может быть, это только казалось в горячке, вызванной ранением.
Мой недоразвитый поклонник – сынок лесника – приходить почему-то перестал. Это было совсем некстати, так как у меня закончились съестные припасы. Хорошо ещё, что заживляющую мазь он мне успел передать. Я ума приложить не могла, что же с этим идиотом случилось. Остановилась на мысли, что ему всё-таки прочистили мозги по поводу моей виновности в пожаре его папаша или полиция. А то раньше ведь бедняга был вполне убеждён, что это я настоящая жертва всей этой истории. Несчастная овечка, на которую устроили охоту и горожане, и полиция. Густав мне очень сочувствовал. Собирался доказать мою невиновность. Не знаю уж, каким способом. Смешно. Посмотрела бы я на его доказательства! Так или иначе, но идиот пропал.
Я целые сутки ничего не ела, не считая мелких ягод тёрна, ещё остававшихся на ветках, которые уже почти потеряли всю листву. Я несколько раз за день наталкивалась на какие-то кормушки для зверей или птиц, но брать из них припасы остерегалась, полагая, что это может быть замечено лесником. Лесник-то наверняка сотрудничает с полицией. Об этом и сынок его как-то обмолвился.
Голод сразу же сказался на моём общем состоянии. Я вздрагивала от каждого шороха и тревожно всматривалась в темноту леса. Не в силах выносить почти абсолютную темноту, я решила выйти из чащи поближе к дороге, хотя бы на несколько часов глубокой ночи. Потом, с приближением рассвета, я смогу уйти опять поглубже в лес, найти подходящую ложбинку, навалить в неё лапника и немного поспать. К счастью, я случайно наткнулась на дерево с зарубкой Густава. Он мне рассказывал, что делает такие зарубки для обозначения проходимых путей в лесу. Иначе можно так завязнуть в чаще, что потом без посторонней помощи не выбраться.
Я потихоньку шла, нащупывая на стволах эти зарубки, и стараясь не наткнуться на что-либо раненой рукой. Холод с наступлением ночи всё усиливался, и от земли поднимался пар, белеющий в свете луны, которая на короткие мгновения выходила из-за туч. Вдоль лесниковой тропинки росли какие-то колючие кусты. На их ветках я вдруг стала замечать непонятные штуки разной формы. Поначалу я приняла темные предметы за птиц, которые либо спали, либо были дохлыми. Сдохли прямо на кустах? Так много?
С нехорошим чувством отвращения и опасности я подошла к одному из предметов поближе и присмотрелась. На птицу – живую или мёртвую – предмет точно похож не был. Я взяла его здоровой рукой и обнаружила, что это ботинок. Обычный женский башмак, зачем-то подвешенный на куст за шнурки.
Не выпуская башмак из руки, я пошла дальше. Даже подумала, что если бы мне попался ещё один башмак из этой пары, он бы не стал лишним. Правда, размер был явно не мой, но если прорезать в носках башмаков дырки, я бы приобрела запасную пару обуви, которую можно бы было носить, если мои ботинки окончательно развалятся.
Вдруг я резко остановилась. Впереди показался свет. В этом свете из кустов поднялась непонятная фигура, очень высокая (было такое впечатление, как будто её кто-то тянул в небо за голову). Я замерла, не понимая ничего, только каждой клеточкой ощущая опасность. Вдруг фигура качнулась, и луч света выхватил из темноты смертельно белое лицо, грязные манжеты и воротник, который был когда-то белым. Я видела перед собой одну из жертв, девочку, погибшую от моей руки. Дико вскрикнув, я уронила башмак, который всё ещё несла в руке, и рванулась в сторону. Как будто какая-то сила перенесла меня в кошмарный сон, один из тех, которые иногда снились мне в детстве. Я неслась напролом, ничего не соображая, гонимая нечеловеческим ужасом. Остановил меня мужской голос, который звал какую-то Герду или Берту.