Инсбрукская волчица

Спустя некоторое время я пообещал прислать для подстраховки Густава кого-нибудь из своих людей. Густаву и его отцу я сказал, что это необходимо для безопасности парня. На самом деле я, несмотря на его, с таким трудом полученное, признание вины Анны, до конца всё-таки не доверял Густаву. Парня нельзя до конца считать нормальным, мало ли что стукнет ему в голову завтра. Может быть, подумав ещё немного, он опять найдёт какие-то причины выгораживать понравившуюся ему девушку. А на самом деле причина тут была одна – первая любовь. Предмет любви мы всегда склонны наделять только самыми привлекательными качествами, поэтому бедный Густав так долго и не мог поверить, что страшное злодеяние в гимназии – это дело рук Анны.

Забегая вперёд, скажу, что из нашей затеи привлечь к поимке волчицы Густава ничего не получилось. Возможно, парень сумел оставить для своей подружки какие-то незаметные знаки, но скорей всего, преступница в очередной раз продемонстрировала звериное чутьё и не поддалась на наши уловки. Густав ежедневно обходил все места, где когда-то встречался с Анной Зигель. На расстоянии его сопровождали наши сотрудники. Но всё было безрезультатно. Волчица покинула наши места или ухитрилась не проявлять себя.

Постепенно начало светать. Холодный осенний рассвет принёс с собой промозглую сырость и понижение температуры воздуха. «Где-то сейчас наша волчица», – думал я, пробираясь между кустами в поисках оставленных Бертой и её подругами вещественных доказательств. Мне казалось невозможным, чтобы обычная школьница из обеспеченной семьи, которая всю свою жизнь провела в тепле и уюте, имея сытный обед и мягкую постель, сейчас бродит где-то по лесу, без еды, достаточного количества тёплой одежды, раненая… Периодически меня стала посещать странная мысль: «Да человек ли она вообще?» В этой мысли не было ничего от церковного кликушества некоторых наших горожан, которые сразу объявили Анну Зигель порождением дьявола. Было только здоровое любопытство исследователя. Мне казались невозможными некоторые проявления её натуры, но они были! И это было удивительным.

Мы с лесничим собрали почти всё, что девчонки развесили на ветках. Не было только одного ботинка Анели Герц. Мы обошли всю округу – ботинок, как сквозь землю провалился. Больше его искать было бесполезно. Уже давно рассвело, холодное солнце ярко осветило прозрачный осенний лес. Если ботинок и здесь, мы его не найдём. Хочется думать, что никто не заметит его пропажи.

С тревожным сердцем и головной болью я поплёлся к дороге, надеясь, что встречу там попутчиков в город. Как раз в это время крестьяне ехали на базар. Я с большим облегчением взгромоздился на телегу поверх мешков с луком и картошкой.

Направлялся я не домой, а прямо в участок. Мне хотелось как можно скорее вернуть вещи в комнату для вещественных доказательств. Правда у меня дома оставалось платье Евы, но его можно было вернуть и позже.

Глава 32. Проверка

Едва я переступил порог участка, как почувствовал что-то неладное. В коридоре не было никаких посетителей. Из глубины помещения доносился чей-то громкий голос, как будто читающий сводку новостей. У входа стоял высокий, крепкий патрульный из тех, кого приняли на службу недавно. Их было трое похожих простых парней, и я постоянно путал их имена и фамилии. Этого, кажется, звали Людвиг.

– В чём дело, Людвиг, – спросил я, – что у нас случилось?

– Я Курт, господин инспектор, – поправил меня парень, – к нам комиссия из округа.

Не зря я беспокоился! Почти бегом я прошёл по коридору мимо допросной, где начальственный голос читал какие-то указания, и толкнул дверь комнаты для вещественных доказательств. Комната была заперта. Ключ наверняка был у дежурного, а дежурный наверняка был сейчас в допросной вместе со всеми и слушал указания приезжего начальства. Я открыл свой кабинет и сунул мешок с вещественными доказательствами в нижнюю тумбу шкафа, вытащив оттуда папки с делами.

Едва я успел закрыть дверцы, как дверь кабинета распахнулась, и на пороге появился невысокий худой человек с морщинистой шеей и скошенным подбородком.

– Инспектор округа, – отрывисто представился он, – Генрих Бор.

Не знаю, как кому, но мне этот Бор сразу не понравился. Внешне он напоминал хорька, да и повадки у него были какие-то крысиные.

Я с тревогой наблюдал, как новоприбывший окидывает взглядом папки, громоздящиеся на моём столе.

– Подчищаете хвосты, господин Дитрих, – с иезуитской ласковостью спросил Бор.